— А мотивов для убийства Мельника, на ваш взгляд, не было?

Чирков сделал большой глоток и уныло развел руками, а поскольку чашку он на стол не поставил, на пол шлепнулась коричневая лужица.

— Черт! Мотивы для убийства Мельника? Я их просто не представляю. Константин был абсолютно неконфликтен, у него не было проблем с чужими деньгами, женщинами, спонсорами…

— С ICS у него ничего не получилось, — напомнила Женя.

— Вы правы. Но это же были его деньги, не сумел правильно распорядиться — это касается только его. Нет, никаких вариантов. Хотя я ведь Константина не исповедовал и не был его близким другом. Может, это как раз тот случай, когда в тихом омуте… Но мне в это не верится…

— После того, что случилось с Болотниковым, в вашей команде наверняка были какие-то разговоры, вы как-то анализировали это несчастье? Мельник принимал в этом участие? Пытался же он, в конце концов, понять, отчего погиб его коллега? Говорил что-то об этом?

— Ошибаетесь. Это была закрытая тема. Во всяком случае, на время матча. Возможно, потом мы это обсудили бы, но…

В сумочке у Жени запищал сотовый. Она извинилась, поднесла трубку к уху и услышала детский голос:

— Евгения Леонидовна, это Данила. Помните, мы разговаривали о гибели Константина Львовича?

— Конечно, здравствуйте, Данила. Вы вспомнили что-то важное?

Чирков изумленно уставился на трубку:

— Данила?

Женя утвердительно кивнула.

— Нет. То есть да. Не совсем. Я звонил вам на работу, вас не было, мне дали этот номер… — Мальчик часто-часто засопел, словно прислушиваясь. — Вы можете сейчас говорить или мне позвонить позже?

— Я слушаю.

— Я, конечно, сам виноват, что начал с вами тогда разговаривать о Константине Львовиче. Теперь я все время о нем думаю, и он мне снится. А Вардану Георгиевичу я сказать не могу, он не позволит мне в таком психологическом состоянии участвовать в соревнованиях…

— Я могу тебе чем-то помочь?

— Да. То есть, наверное. Скажите, если это, конечно, не тайна вашего следствия, в дневнике Константина Львовича было написано, из-за чего он собирается выброситься из окна? Мне кажется, если я все буду знать, будет лучше. Вы можете сказать?

— К сожалению, нет.

— Тайна? Ну, извините.

— Данила! Данила! — Нужно было его как-то успокоить, может, даже признаться ему, что о дневнике они и слыхом не слыхивали, пообещать ему что-нибудь, но он уже положил трубку.

— Что-то случилось? — спросил Чирков.

— Мальчик очень нервничает, — пояснила Женя.

— Еще бы. Смерть Константина плюс Мовсесяну сейчас не до него, а у ребенка на носу важные соревнования.

— И еще Данила сказал, что Мельник вел дневник. В материалах следствия ничего об этом не сказано. И вообще, я слышу об этом первый раз.

— Может, и вел.

— Слушайте, — возмутилась Женя, — почему вы не сказали об этом сразу же?! А вдруг там есть его взгляд на смерть Болотникова? Да наверняка есть!

— Это — к его тетушке, — устранился Чирков. — Хороший был шоколад.

13

Бывший ведущий программист Development Comp.Inc. Органский, накануне вызвавшийся лично явиться на Гоголевский, 14, оказался высоким, грузным и неповоротливым человеком лет сорока, с выражением уязвленного самолюбия на широком малоподвижном лице. Гордеев вспомнил гениального хакера Макса из «Глории» и подумал, что, наверное, все настоящие компьютерные гении толсты, неповоротливы и немолоды, а киношные образы юнцов-живчиков, терроризирующих сети Пентагона и крупнейших банков, — не более чем сказки. Правда, в отличие от того же Макса Органский выглядел до неприличия стильно и аккуратно: светлый костюм, шелковый галстук с огромным узлом, щегольские светло-коричневые ботинки сорок восьмого размера, вероятно, сделанные на заказ, и не менее щегольской портфель мягкой кожи с серебряной пряжкой. Он неспешно, с чувством собственного достоинства снял пальто, повесил на плечики и с недовольной миной пристроил его в углу шкафа, чтобы полы не доставали дна.

— Я надеюсь, Иван Николаевич, — сказал Гордеев, когда посетитель наконец устроился в кресле, — что вы сможете пролить свет на некоторые темные места, связанные с шахматной программой. Лучше вас вряд ли кто способен это сделать, «Владимир» ведь — ваше детище.

Органский поморщился: точь-в-точь старый клоун за кулисами, перед выходом на арену разминающий лицо улыбкой.

— Давайте!.. Не будем. Не нужно мне чужих лавров. Тем более — сомнительных.

— Давайте! — легко, даже радостно согласился Гордеев. — о чем разговор?!

— Вам виднее.

— Мне виднее?

— Вы что, пригласили меня голову морочить?!

— Это вопрос?

— Нет! Синтетическое априорное суждение.

— Оно сформулировано на основании вашего предыдущего опыта, не имеющего отношения к настоящему визиту?

Тот факт, что Гордеев не попросил перевести на русский язык «синтетическое априорное суждение», несколько смутил Органского. Он отвернулся и тяжело задышал, то ли вспоминая более могучий термин, то ли изобретая новую стратегию поведения.

На самом деле Гордеев имел весьма смутное представление о значении прозвучавших терминов, но отповедь определенно удалась. Он дождался, пока дыхание Органского станет ровным.

— Думаю, вы желаете убедиться, что я не представляю интересы ваших бывших работодателей — Development Comp.Inc.? Вы ведь с ними расстались на минорной ноте.

Органский пожал плечами и тут же передернул ими, сделав вид, что вопрос вообще не по адресу.

— В газетах пишут: Development Comp.Inc. инициировала собственное расследование. Шахматная федерация ведет свое. И я представляю интересы именно Шахматной федерации. И даже если бы представители Development Comp.Inc. предложили мне деньги, я бы их не взял. Потому, в первую очередь, что здесь замешаны вещи поважнее денег. Я прав?

— Вот уж не знаю. Вы не объяснили, что для вас важно.

— Объясняю. В связи с самоубийством двух шахматистов меня интересует методика психологической борьбы, реализованная в известной вам программе. Можете не сомневаться, я собираюсь исследовать вопрос самым тщательным образом и готов обсуждать любые, повторяю, любые гипотезы!

— Интересно, — программист саркастически закряхтел, старательно избегая встречаться с Гордеевым взглядом. — Очень интересно! Кто вам вообще сказал, что я могу посодействовать в ваших изысканиях? Епихов, да?

— Кто такой Епихов?

— Значит, все-таки Епихов.

— Нет. Он ваш преемник? — равнодушно поинтересовался Гордеев.

— Понятно, Епихов! И что же вы надеетесь услышать?