– До свидания, Рен.

– Береги себя, Паком.

Я поцеловала палец, который задержался на моих губах, и Паком ушел.

Я преодолела первый этап: смирилась с тем, что обязана все открыть Ноэ. Второй этап – подготовка к признаниям. В воскресенье мы, как договаривались, собрались всей семьей у родителей.

Я взяла с Ноэ слово, что он даже не заикнется о Пакоме. Я могла не опасаться, он его непременно сдержит, хотя бы ради того, чтобы избавить меня от неминуемого допроса. Весь обед я улыбалась, смеялась, интересовалась всем, что рассказывали за столом. Однако была при этом где-то далеко и отрешена от всего, словно сомнамбула. Когда мужчины, следуя семейному ритуалу, отправились на велосипедную прогулку, я обратилась к матери:

– Можно я пороюсь на чердаке?

– Конечно! А что ты ищешь?

– Разные мелочи, которые спрятала много лет назад. Я изо всех сил избегала смотреть на сестру.

– Разнообразия ради я сегодня проигнорирую мытье посуды!

Когда я вставала из-за стола, Анна придержала меня:

– Скажи, что ты ищешь, и мы тебе поможем, так будет быстрее.

– Спасибо, я сама.

Я вышла из столовой, дав им возможность посплетничать. “Что это с ней?”, “Оставь сестру в покое”, “Она точно какая-то странная в последнее время, я объясняла это тем, что у нее кто-то появился, но, похоже, ошиблась”, и т. д. и т. п.

В детстве я проводила много времени в этом помещении под крышей, там я придумывала разные истории, представляла себе, как буду жить, когда вырасту. Чердак был хранилищем моих тайн, и вполне логично, что я прятала там вещественные доказательства, которые не должны были попасться на глаза Ноэ. Мой отец запретил внукам забираться на чердак, утверждая, что там полно опасных предметов, которые могут упасть на них и поранить. Я точно знала, где искать. На стеллаже, стоящем в глубине, под слуховым окном. Картонная коробка, засунутая как можно выше. Папа помог поставить ее туда – молча, не пытаясь судить меня. Он был настолько придавлен тем оборотом, который приняла жизнь его младшей дочери, что у него не хватило сил ни встряхнуть меня, ни заставить прислушаться к соображениям разумности и здравого смысла. Я нашла какой-то ящик, взобралась на него и достала свои сувениры. Потом уселась прямо на полу, в пыли, и нырнула в прошлое.

Счастливое прошлое, несчастное прошлое. Моменты радости; мои альбомы для рисования, сувениры времен художественного училища, когда я собиралась стать театральной художницей, цветастая бандана, которую я всегда носила. Она была на мне, когда мы с Николя впервые поцеловались на лестничной площадке мансарды, где мы снимали соседние студии. Фотографии, где нам по двадцать лет и мы до безумия влюблены друг в друга. Постепенно я стала натыкаться на более грустные воспоминания – редкие письма, присланные из Индии. Я пробежалась по страницам. Первое письмо было красивым и неловким любовным посланием, последующие более сдержанными, и тут одно имя – тогда, много лет назад, я его не запомнила – зацепило мое внимание.

Затем я отыскала снимки УЗИ времен беременности. Я являлась к врачу через силу и не смотрела на монитор, отворачивалась, демонстративно утыкалась взглядом в стену, не желая видеть маленькое существо, которое росло в моем животе.

Я отложила то, что хотела взять с собой: несколько фото, чтобы показать Ноэ, что он плод любви, даже если мы создали его, сами о том не подозревая, и пресловутые УЗИ, в которых главными были указанные на них даты – у Николя не должно остаться никаких сомнений.

Я уже начала складывать все ненужное обратно в коробку, когда за моей спиной заскрежетала дверь.

– Справляешься? – осведомилась Анна.

– Вполне.

– А что ты ищешь?

Я обернулась и протянула ей пакет, который только что собрала. Она торопливо проверила его содержимое.

– Зачем ты это взяла?

Голос был жестким, но в нем проскальзывал страх.

– Пришло время, Анна.

– Время для чего?

– Я все расскажу Ноэ.

– Нет! Ты не можешь!

Я несколько раз размеренно вдохнула-выдохнула, чтобы сохранить спокойствие.

– У меня нет выбора.

– Выбор есть всегда! И хочу тебе напомнить, что последствия выбора, который ты сделала восемнадцать лет назад, ощутила вся семья. Ты не можешь вернуться в прошлое и переиграть все по своей прихоти!

Анна и ее трепетное отношение к семейным ценностям… семью нужно защищать всегда и невзирая ни на что. Я иронично хмыкнула:

– Это не прихоть, и, повторяю, у меня нет выбора. Она раздраженно свела брови:

– Не болтай ерунды!

– Три месяца назад я встретила Николя.

Она прижала ладонь к груди.

– Да ты что! Почему ты нам не сказала, что ищешь его?

– Потому что я его никогда не искала! Он свалился на меня в связи с работой.

– Ужас какой! Но почему ты не попросила Поля заменить тебя на этом заказе? Ты должна избегать его!

– Ты полагаешь, я могу забыть, что Николя живет в трех сотнях километров отсюда? Забыть о сходстве между ним и Ноэ и убедить себя, что Николя не существует?

– Да плевать мне на твои моральные терзания! Закончишь свой проект – и баста, обрубишь все контакты!

– Ты чокнулась? Ты отдаешь себе отчет в том, насколько отвратительно твое требование?

– Рен! Я запрещаю тебе!

– Разве я просила у тебя разрешения? На кону моя жизнь! Ты за кого себя принимаешь?

– Это добьет папу и маму!

Я была ошеломлена. Хотя, возможно, не так уж сильно.

– Я всегда подозревала, что ты злишься на меня, но не до такой же степени…

Она побелела, догадавшись, что зашла в своих упреках слишком далеко. Но слово не воробей…

– Я неправильно выразилась, – промямлила она. – Мы потеряем Ноэ.

– Почувствуй разницу: сына потеряю я. А ты никого не потеряешь! В любом случае, Анна, ты не имеешь права в это вмешиваться. Все, о чем я вас прошу, будьте готовы поддержать Ноэ.

Я обогнула ее и вышла с чердака, не оборачиваясь. Она бросилась за мной, требуя, чтобы я ее выслушала. Когда я спустилась вниз, прибежала мама, напуганная воплями Анны.