Попытка успокоиться не удалась. От смеха уже болел живот и начиналась икота, но остановиться? Ну нет! Я ржала, утирая слезы обеими руками, и пыталась ими же тыкать в выразительные засосы и укусы, украшающие великолепный мужской торс.

— Жить будете, деточка, — посреди очередной смехорулады раздался интеллигентнейший голос. — Ну-с, я вижу, первую помощь вы, дорогой мой, девушке оказали.

— Оказал, ага, — тоже давясь смехом и безуспешно пытаясь успокоиться, кивнул Серый.

— Вот и хорошо, вот и чудненько. А дайте-ка, дорогой мой, девушке водички попить. Икота, знаете ли, не полезна.

Водички мне дали. И я даже ее выпила. Больше того, прекратила ржать, как сумасшедшая лошадь. Разом. Как отрезало. И позволила себя прослушать, простукать, осмотреть и расспросить. Даже сумела что-то внятно ответить. Герой, однако.

— У вас, милая моя, стресс, переутомление и легкая простуда. Попейте антигистаминное, проколите витаминчики, попринимайте морские ванны. Шашлычков покушайте. И покой, никакой работы, никаких стрессов. Месяц, не меньше. Вы хорошо меня поняли, Сергей Юрьевич?

«А чтой-то Сергей Юрьевич, а не Карина Пална?» — хотелось встрять мне, но сил не хватило. Или окаянства. В конце концов, доктор не виноват, что здесь кое-кто подлый кобель и банный лист. Пусть только доктор уйдет, и… 

Усложнять просто.

Упрощать сложно

(С)

Сергей, два дня спустя

— Надо было просто ехать на электричке! — хохотала язвочка Кариночка, пока он ей жалился на тему «Приключения отдельно взятого квартета в Краснодарском краю в период летних отпусков». — Всего-то до Краснодара, оттуда до Новороссийска. А там и на маршрутке можно. До Геленджика.

Серега посмотрел на Леву, который из «и тут выхожу я, весь в белом» превратился в настоящую звезду, готовую петь. Уже в белом смокинге. Представил того в электричке. И совершенно счастливо заржал.

— Можно было б денег еще подзаработать, — продолжила креативить рыжая бестия. — Прошлись бы по вагонам. Спели бы Леву Толстого.

— Кого? — потрясся Сергей, услышав что-то о песнях, чего он не знал.

— «Я родственник Левы Толстого. Незаконнорожденный сын. Подайте, подайте, кто может — в живых я остался один».

Карина не пела — но и тот речитатив, который она изобразила, произвел впечатление. Лева скривился, Иван заинтересованно прислушался. Артур перестал застегивать белоснежную рубашку. И загоготал.

— Только Машке не спалите, — простонал Лева. — Она ж зацепится за эту гадость, и нам же ее петь придется.

— А там куплетов десять, — мстительно проговорила Карина.

— Всем хватит попеть, — примирительно улыбнулся Ваня.

— Слушай, — вздохнул Сергей. — Нам всего-то надо было проехать сто тридцать километров — это час, ну, полтора. Мы не ожидали такого потрясающего эффекта.

— «Всего-то сто тридцать километров», Сереженька, это где-то в другом месте. А у нас это — от Туапсе до Геленджика по серпантину. И в разгар ежегодной народной забавы «срочный ремонт под Джубгой».

— Мы пять часов ехали. Пять! Хоть бросай машину и иди пешком. Переходы наземные — пока всех отдыхающих пропустишь. Тронешься. Скорее умом, чем вперед. И через метров двести — следующий. Заносите. Даже у Ивана нервы не выдержали. Мы по очереди ехали.

— Тяжела и неказиста жизнь российского артиста, — фальшиво до скрежета зубовного пропела Карина и подмигнула.

Фальшь Сергей стерпел. Даже ухо не резануло, ну, почти. Да что там! После того как они поругались, бурно помирились, снова поругались и снова помирились, ему пришлось наутро уехать от Карины. Чес, мать его через рояль. Он утешал себя только тем, что за те два дня, которые квартет чесал по побережью, больше он с рыжей бестией не ругался. Правда, и не мирился — что уже становилось критично. Особенно когда она вот такая, как сейчас — улыбается, дразнится, сияет… м-м-м… да пусть сто раз фальшиво поет, не в музыкальном слухе счастье!

Лева, почему-то принявший «тяжела и неказиста» близко к сердцу, хмуро посмотрел на часы. И сделал страшные глаза, мол, ты совсем совесть потерял, Серый.

Ага, потерял, так же взглядом согласился Сергей. Вместо того чтобы соблюдать трудовую дисциплину и переодеваться к концерту, он расслабленно лежал на диванчике в гримерке. И болтал по телефону с женщиной своей мечты, время от времени показывая ей, чем они тут, собственно, занимаются. Ну и транслируя ее добрые комментарии всем заинтересованным и не очень сторонам.

Лев же, вместо того чтобы рыкнуть, только вздохнул и отвел глаза. Зеленые. Бесстыжие. Завидущие. Хотя ему-то что завидовать? Царь звездей легко отделался. Чес начался удачно, в Туапсе собрали полный зал, Ванька вроде бы успокоился. И Томбасов обещал отпустить, как они вернутся с чеса и отработают у него дней пять. Но что-то Льва подгрызало. Сергей подозревал, что совершенно странное, фантастическое и неправдоподобное желание плюнуть на работу (однозначно фантастика!) и удрать от любимого квартета подальше только с женой и сыном.

Что любовь-то с великими музыкантами делает! Практически в людей превращает!

Хотя может это его Ванька покусал и заразил? А что, было бы неплохо. Для обще-морально обстановки в коллективе.

— Серега, пора, — через пару минут все же рявкнул Лев. — Бегом, говорю! Тебе еще шею гримировать. Тщательно.

Карина сделала вид, что последнего не услышала. Но глаза на шею Сергея скосила — и расцвела. Ну, просто иллюстрация к пособию «как доставить удовольствие Рыжей Бестии». Часть очередная — дать ей обнаружить свои же засосы на шее любимого мужчины.

Сергей полюбовался, как она еще и покраснела. Вспомнила, должно быть, расцарапанные и покусанные плечи. У, тигрица. Так. Что-то как-то и его торкнуло. А от Геленджика до Сочи… У-у-у. Хоть вертолет у Томбасова выпрашивай.

— Серый! — слаженный вопль. Уже из трех глоток.

— Пора работать, — вздохнул Сергей. — Пошел я.

— Иди-иди, певец.

Сергей настороженно посмотрел Карине в глаза. Но… не увидел там ни злости, ни ненависти. Много язвительности — ну, это уже характер такой, тут уж ничего не поделаешь. Да и не надо.

Море плескалось за рыжей бестией, красный сарафан развевался на ветру.

Сердце сжалось. Не вовремя он уехал. Более чем не вовремя. Недоговорили. Недовыяснили. И с сыном ее… Парень провожал баса таким взглядом, словно изо всех сил желал то ли пойти и утопиться, то ли пойти и утопить Серого. А договариваться с этим спортсменом, гордостью и членом молодежной сборной придется. Вот только как?

Карина

— Мама. Я ничего не понимаю, — мой двухметровый малыш выглядел расстроенным и опечаленным. — Платон… этот. Сергей… тот. Мам, может быть, ну их всех, а?