Иногда Жан поглядывал на них с нескрываемой завистью, и, наверное, настроение его совсем бы испортилось, если б он не умыкнул с одного из столов булочку, испеченную в пекарне Стефана.

Съев булку, он смирился с тем, что его втянули в разбивание глиняного поросенка. Он даже в этом преуспел, расколов ему палкой голову, из которой на радость детворы посыпались в траву цукаты.

Энни тоже времени даром не теряла и поймала деревянный башмак невесты. Причем башмак сам ее нашел, коварно прилетев в затылок, пока она помогала Ханне разносить бутылки с вином. От боли и неожиданности, Энни пошатнулась и чуть не выронила бутылку. В недоумении она подняла валяющийся у ее ног башмак под разочарованные крики незамужних девушек и улюлюканье гостей. Если бы она не знала, что невеста, бросает башмак не глядя, то подумала бы, что Анхелика решила ее под шумок прибить в отместку за то, что она гуляла по улицам с ее женихом.

Девушки и парни подбегали и поздравляли Энни со скорым замужеством, а она стояла, прижимая к груди одной рукой башмак и бутылку, а другой потирая ушибленный затылок. Кто-то сказал ей, что нужно теперь запустить этот башмак в группу холостых ребят. Кто башмак поймает, тот и станет ее мужем. Энни отошла подальше, повернулась к парням спиной и с размаху швырнула башмак назад. Сколько его потом искали, так найти и не смогли. Потому порешили, что нет среди местных ее суженого, сосватают Эниану за приезжего.

Как только стало темнеть, зажгли костры, у которых можно было погреться и выпить горячего пряного глинтвейна, который варили прямо здесь же в больших котлах.

Энни сидела у костра с чашкой в руках и задумчиво смотрела, как языки пламени лижут закопченный котел. Где-то рядом играла музыка, временами раздавались взрывы смеха парней и девушек. Поначалу Энни не заметила, что рядом с ней кто-то встал.

— Почему вы не сдержали обещание?

Мирта нависала над Энни и сверлила ее злобными глазками.

— Сдержала, — отозвалась Энни, поднимаясь во весь рост. Что-то подсказывало ей, что Мирта готова кинуться на нее.

— Вспомните, что я обещала. Я обещала вам, что поступлю по справедливости. Разве не справедливо позволить двум взрослым людям самим разбираться со своей жизнью?

— Они не должны были жениться! Не должны!

— Если вы были против этого брака, почему вы сами не раскрыли глаза Францу? Это было бы веселое, запоминающееся представление, разыгранное в церкви. Все бы очень долго вспоминали о нем. Вы хотели скандала? О, да! Но только желали быть зрительницей, а не участницей.

— Я сейчас могу его устроить. И запомнят его надолго.

Мирта по-кошачьи замахнулась на Энни, и та едва ли успела бы отскочить. Но ударить не получилось, ее руку перехватили в полете.

— Мирта, Мирта, я тебя везде ищу, — Энни увидела Жана, держащего руку разъяренной Мирты и улыбающегося ей доброй улыбкой. — Пойдем потанцуем, там такая чудесная музыка, — другой рукой он обхватил ее за талию, мягко прижимая девушку к себе и поглаживая пальцами ее живот.

Мирта скрипнула зубами, а потом повернулась к Жану, придирчиво оглядела его лицо, пьяно улыбнулась и махнула рукой:

— А, пошли.

Миновала осень, а затем и зима. Зима выдалась холодная, снежная. Может, поэтому женихи Энни не досаждали. Боялись осенней распутицы на ольстенских дорогах, а с наступлением зимы — невыносимого холода и пронизывающего ветра. Энни надеялась, что барон Сусон язык за зубами не держал и рассказал своей многочисленной родне, как ужасна Эниана. Тогда и с приходом тепла женихи будут объезжать Ольстен стороной.

Из-за морозной погоды Эниана просидела всю зиму дома, проводя свободное время с Жаном. Иногда они ходили в гости к Францу и Анхелике. К марту у нее уже наметился заметный животик, да и сама она стала круглее и все больше походила на сдобную сладкую булочку. Судя по тому, как трепетно к ней относился Франц, все у них было хорошо.

Бывало, Энни настолько не хотелось выходить из дома, что она посылала Каргу, чтобы оповестить Жана, что обед ждет его на столе. Ворона каким-то непостижимым образом всегда безошибочно находила его.

Когда несмело начало пригревать солнце, а сосульки на крыше принялись плакать, провожая зиму, граф де Рени умудрился заболеть. Его мучил надрывный кашель. Он ходил по дому, укутавшись в изъеденный молью плед и не снимая шерстяной ночной колпак. От еды отказывался, выпивая после долгих уговоров только чашку горячего бульона. Несмотря на то, что он послушно выполнял приказы Ханны — парил ноги перед сном, растирал грудь медом и капал в нос луковый сок, лучше ему не становилось.

К нездоровью прибавлялись душевные переживания. Хороший друг графа маркиз Шарде предложил ему поучаствовать в одном выгодном предприятии — засеять поля новым сортом зерна, не боящимся ни вредителей, ни морозов, ни засухи. Один колос, по заверениям маркиза, родил как десять, и зерна были все одно к одному. У Шарде была большая часть денег на семена, но не было таких обширных полей с жирной плодородной землей, как у графа де Рени. Но несмотря на то, что предполагалось, что засеиваться будут поля графа и работать на них будут его крестьяне, графу пришлось вложиться в дело еще и финансами. Для этого он занял деньги у своих хороших друзей под векселя. И теперь он переживал, доставят ли оплаченный груз, не потонет ли корабль, не попадет ли он в лапы пиратов. Если с семенами что-то случится, то граф де Рени прогорит, даже толком не начав дела.

Граф замучил себя этими мыслями настолько, что сам поверил, что груз уже пошел ко дну, а если еще не пошел, то пойдет обязательно, и все кредиторы тут же предъявят ему векселя. Потому он начал экономить буквально на всем, считал, сколько дров идет на растопку, сколько свечей освещают комнаты, сколько Ханна подает хлеба к завтраку. Стоило Энни заговорить о том, что надо бы вызвать доктора Норриса на осмотр, как граф обрывал ее и говорил, что это баснословно дорого.

Наконец Энни это надоело, она собрала свои небольшие сбережения и отправилась к доктору, чтобы купить микстуру от кашля. У выхода ее перехватила Ханна, сунув в руки корзинку со свежими пирожками, и попросила занести их на вырубку, где с самого утра работали Жан, Тит и Оливер. Дрова в дровнике почти закончились, из-за лютых холодов было потрачено намного больше, чем в прошлые зимы.

Энни надела высокие отцовские сапоги и шерстяной плащ с капюшоном, надеясь, что бледное солнце не только светит, но и хотя бы немного греет.

Доктор Норрис принял ее как всегда тепло, выслушал жалобы на отца, покачал головой, дал ей бутылочку с зеленым сиропом и рассказал, как принимать лекарство. Энни протянула ему монетки, но он сжал ее пальцы в кулак и похлопал по руке:

— Оставь себе. Я на днях загляну к графу де Рени. Бесплатно.

— Спасибо. Возьмите хотя бы пирожок. Ханна сегодня пекла. Я несу их работникам в лес, но, надеюсь, что им хватит и того, что останется.