— Пожалуй не откажусь. От стряпни Ханны ум отъешь, язык проглотишь.

Он принял из ее рук пирожок, тут же откусил и с блаженным мычанием покачал головой.

Энни улыбнулась и распрощалась с доктором.

Выйдя за пределы Ольстена, Энни несколько раз неприлично выругалась. Если б она знала, что ей придется вязнуть в грязевой жиже, она бы отказалась нести пирожки. Пусть бы шла Грета или еще кто-нибудь. Грязь налипла толстым слоем на сапоги, забрызгала полы плаща, неприятно чавкала под ногами.

Энни надеялась услышать стук топоров, но только пение птиц разбавляло тишину. Это удручало ее, значит, идти до вырубки еще далеко.

Поднявшись на гору, скользя по грязевой каше и чуть не падая, Энни увидела внизу тех, кому не повезло еще больше. Возле черной кареты суетился кучер, пытаясь приладить к ней колесо. Из распахнутой дверцы высунулся человек и что-то ему говорил.

Энни посочувствовала людям. Наверное, они издалека, не знают, что весной в Ольстен лучше не соваться.

Энни аккуратно спустилась с горы, выверяя каждый шаг. Ноги разъезжались в стороны, и ей приходилось размахивать руками, чтобы удержать равновесие.

Когда она проходила мимо застрявших в грязевой колее путников, ее окликнул кучер.

— Девочка, подскажи, далеко ли до Ольстена?

— Верхом нет, а пешком далековато.

— А тележник у вас имеется?

— Нет. Но у нас есть хороший кузнец.

— А как его можно найти?

— Его кузня на краю Ольстена, только не с этой стороны, а с той. Через весь Ольстен проехать придется.

— Так не доедем мы. Приладить колесо не получается, не держит никак. Уже стоим здесь часа три, никого не видели, даже помощи попросить не у кого.

— Так никто к нам и не ездит в такое время года. Все знают, что по дорогам не проехать. Вы, наверное, голодны. Возьмите пирожок. Кто знает, сколько еще вам стоять здесь, — она протянула пирожок старому кучеру, и тот с благодарностью принял.

Тут дверь кареты снова распахнулась и наружу показалась голова.

— И вы берите, — сказала Энни, протягивая корзинку, и едва удержалась, чтобы не одернуть ее.

Она узнала пассажира. Это был тот противный человек, который оскорблял ее на похоронах. Кристиан.

Он выбрал самый большой пирожок и с аппетитом откусил от него:

— Вкусные Я голоден, как волк. А ты несешь пирожки бабушке, которая живет на краю леса?

Энни промолчала.

— А еще дашь? — он протянул руку, но Энни спрятала корзинку за спиной.

— Жадина.

Энни наградила его недобрым взглядом.

— Я вижу ты девушка добрая, не оставишь нас в беде. Позови кузнеца, а я тебе монетку дам.

Эниана протянула руку.

— Деньги вперед.

— Э, нет, а как мне узнать, что ты меня не обдуришь?

— Никак. Можете стоять себе дальше, — она развернулась и успела сделать несколько медленных шагов, прежде чем Кристиан окликнул ее:

— Постой!

Энни остановилась.

— Подойди.

Энни покачала головой.

Кристиану пришлось выйти из кареты и пройти в своих дорогих кожаных туфлях несколько шагов по грязи.

— На, возьми, — он достал из кошелька несколько су и вложил в ее ладонь.

— Этого мало, — Энни вскинула бровь.

— Ты разорить меня хочешь? — недовольно пробормотал Кристиан, но все же отсыпал ей еще немного монет.

Когда монеты перекочевали в ее кошелек, Энни довольно улыбнулась.

— Только смотри не обмани меня.

— А то что? — с вызовом ответила она.

— Я тебя найду и накажу.

— Она хорошая девочка, по ней видно, на дочку мою похожа, — вмешался кучер.

Энни мило улыбнулась кучеру и зыркнула на Кристиана.

— Накажу, — повторил он.

Всю дорогу до вырубки Энни думала о том, как наказать Кристиана. Она могла совсем не идти к Якобу, и пусть Кристиан ждет помощь до тех пор, пока его не сожрут волки. Но ей было жаль старичка-кучера, он показался ей добрым человеком.

Она прошла довольно долго, прежде чем услышала стук топоров. Энни поспешила на звук. Она легко отыскала мужчин, и они очень обрадовались ей, увидев в ее руках корзинку, прикрытую льняным полотенцем.

Топоры сразу же были отложены в сторону. Мужчины быстро отерли руки снегом и потянулись к корзинке.

— Вкусно, но мало, — сказал Тит, утирая рукавом бороду от крошек.

— Возьми мою долю, — предложил Жан.

— Было больше, — вздохнула Энни, — но пришлось поделиться. Там люди застряли на дороге. Колесо у них отвалилось.

— Так к кузнецу пусть идут. Делов-то, — хмыкнул Оливер.

— Там герцог. Ему не с руки грязь месить. Он меня попросил.

— А вы тоже, промежду прочим графиня, хоть по вам и не видно. Вам тоже, может, не с руки или, вернее, не с ноги, — возразил Оливер.

— Не говори ерунды, — Тит треснул Оливера по голове, — у ей благородство на лице написано. Странно этого было не заметить.

— Я схожу, — сказал Жан.

— Подождут, — махнул рукой Тит, — сейчас быстро закончим, да домой поедем, я вас высажу, а сам к Якобу смотаюсь.

Мужчины быстро погрузили дрова в телегу. Энни хотела помочь, но ее попросили не путаться под ногами, а посидеть в сторонке. Когда закончили с погрузкой, они помогли ей забраться в телегу и запрыгнули сами.

Поравнявшись с поломанной каретой, телега остановилась. С нее спрыгнул Тит и осмотрел колесо и ось. Перекинувшись с кучером несколькими словами, он взял колесо с собой.

Кристиан безразлично наблюдал за происходящим из окошка кареты, и лишь когда он заметил Энни, сидящую в телеге, его взгляд оживился.

Возле имения графа де Рени, Тит высадил всех, а сам, не теряя времени, отправился к Якобу. Энни не находила себе места. Ей было интересно, что забыл в Ольстене этот пижон. Она надеялась разузнать подробности у Якоба. Все равно кучер что-нибудь да рассказал бы, хотя бы для того, чтобы хоть как-то поддержать разговор.

Дома Энни не сиделось. Она бродила из комнаты в комнату, заставляла отца пить сироп, оказавшийся горьким как хина, мешала на кухне Ханне, замучила всех своим мельтешением перед глазами, за что ее единодушно спровадили помочь Жану в конюшне.

Пока Жан чистил стойла, Энни занялась Грачиком, вычищая его щеткой и рассказывая ему, какой он красивый.

Вдруг снаружи раздался шум — собаки лаяли, как оглашенные, что-то скрипело и тарахтело, раздавались мужские голоса.