"Твой хохол ощипан в битве и задор твой очевиден,

Но скажи зловещий Ворон, что во Мраке жил суровом,

Как зовут тебя повсюду, где Плутона Мрак всегда"

Каркнул Ворон: "Никогда".

Я был полон удивленья, слыша птицы заявленье;

Хоть ответ ее был вздорен, и не понят мной тогда,

Мы не можем не признаться, что навряд ли может статься,

Чтобы где-нибудь на свете, вот так просто, как всегда

Сядет птица вам над дверью и заявит без труда

Громко имя "Никогда".

Да, сидящий одиноко над дверями гордый Ворон

Говорил одно лишь слово, как молитву в час суровый;

Ни крылом нешелохнувши, ни пером невстрепенувши,

Он сидел, а я промолвил: "Как друзья мои тогда

Утром он уйдет туда, где Надежды – навсегда!"

Каркнул Ворон: "Никогда!"

Вздрогнул я в тиши полночной, услыхав ответ столь точный.

"Несомненно затвердил он это слово, как Беда

Посетила вдруг сурово жизнь хозяина младого,

Понесла рекой бурливой, все Надежды разорила,

Унесла любовь, удачу и счастливые года

Этим словом "Никогда".

Отвлекаясь от печали, улыбнувшись, как вначале,

Сдвинув кресло до порога, где сидел на бюсте Ворон,

Опустился я в раздумьях на подушки, чтоб обдумать

В размышлениях мятежных образ птицы, что всегда

Изможденная и злая, предвещала в те года

Хриплым криком "Никогда".

Так сидел я весь в догатках, без вопросов, даже кратких,

К птице, чей горящий взор был как совести укор.

Утомившись от раздумий, я склонился к той подушке,

Чей лиловый бархат нежный под лучами люстр всегда

Манит искоркой надежды, но, как понял я тогда -

Не прильнуть ей – Никогда!

Воздух вдруг весь заструился, дымный аромат разлился

От кадила Серафима, чьи шаги глушил ковер.

"О, несчастный",- я взмолился – "видит Бог – я исцелился,

Наконец-то в облегченье он послал ко мне забвенье -

Чашу чудного напитка от Линор на все года!"

Каркнул Ворон: "Никогда!"

От такого предсказанья я вскричал: "О, зла созданье!

Кем ты послан, Вещий Ворон, буря ль занесла сюда,

На пустынный берег суши, где сгорели наши души,

В этот дом, кошмаров полный,- правду мне скажи, когда

Получу я исцеленье" Заклинаю Богом я!"

Каркнул Ворон: "Никогда!"

Я взмолился: "Ворон Вещий, птица ты иль дух зловещий"

Мы ведь оба верим в Бога, что над нами Мир весь создал;

Ты скажи душе печальной, можно ли в Эдеме дальном

Встретить душу той Линор, что святая с давних пор,

Лучезарную подругу обнять можно ли когда"

Каркнул Ворон: "Никогда!"

"Все теперь, с меня довольно" – закричал я – "будь хоть вольной

Птицей или бесом ночи, возвращайся в царство Тьмы!

Не оставь своих мне перьев, как приметы черной лжи!

Я один хочу остаться, так что с бюста прочь лети!

Вынь жестокий клюв из сердца, прочь лети и навсегда!"

Каркнул Ворон: "Никогда!"

С той поры сидит зловещий, гордый Ворон, Ворон Вещий

На вершине бюста словно черный траурный убор.

Он сидит в застывшей позе с взглядом Демона в дремоте,

И от лампы свет струится, тень бросая на ковер,

Но моя душа из тени, что колышится всегда

Не взлетит уж никогда!

(c) Сергей Муратов, [email protected], Сидней, 2003.

ЭДГАР АЛЛАН ПО

ВОРОН

(Перевод Silentium Aye, 2003)

Борясь с усталостью и сном,

Я предавался размышленьям

Над текстом древнего ученья,

Листая пожелтевший том,

Как вдруг раздался шорох странный,

Промолвил я: "Какой-то странник

Стучится тихо в двери спальни,

Скребется, как полночный вор,

И мрак ночной скрывает двор";

Я помню сумрак декабря,

В камине угольки моргают,

Их тени кружатся, порхают -

Ленор покинула меня!

В тоске расвета ожидая,

Слепую боль унять пытаясь,

Взывал я тщетно к башням рая,

Где дремлешь ты, моя Ленор,

Навек забыв земной простор;

Пурпурных штор змеиный глас

Рождал в душе моей кошмары,

Пытаясь сердца адский пляс

Сложить в привычные удары,

Я повторял: "Ведь это странник

Скребется тихо в двери спальни,

Полночный гость играет ставнем,

И молит в дом впустить его -

Стучит, и больше ничего".

Окрепнув духом, я сказал:

"Monsieur, Madame, прошу прощенья,

Под треск камина я дремал

Со свитком древнего ученья,

А вы так робко, будто странник,

Скреблись, стучались в двери спальни,

Да кто ж вы, кто вы, гость мой странный?" -

Но притаилась у окна

Лишь ночь, божественно темна.

И на ладонях тишины