- Ходу!

И мы прыгнули в Навь.

МАША

Место было незнакомое. Не то, чтобы я отлично разбиралась в Навской географии - или топографии, как её называл профессор Бессмертный, - но кое-что я всё же видела.

Кроме того, многое я представляла по Ванькиным рассказам, дополненным красочными и ёмкими ремарками Лумумбы.

Это место не было похоже ни на что. Сейчас поясню: обычно на Том свете преобладали природные ландшафты. Там, где в Прави были города, в Нави свободно могли располагаться непроходимые леса, высоченные горы или пустыни, населенные воющими призраками вперемешку с голодными духами.

Здесь же, под Москвой, Навь была странная: всё те же коридоры с пауками, освещенные скудными лампочками, которые светили на непойми какой энергии, те же затхлые каменные подвалы и глухие, с остроконечными потолками крипты.

Пахло плесенью и тухлыми грибами. Под ногами чавкало, и отдирая от подошвы прилипшую капость, я поняла, что это спрессованная бумага. Замшелые тетради, какие-то плакаты, учебные пособия - на некоторых обложках сохранились названия: "Введение в политэкономику", "Диалектический материализм", "За ответственную власть!"...

- А чего ты хотела? - пожала железными крыльями ворона. - Академия находится на территории бывшего МГУ, сиречь - Государственного университета. Представляешь, сколько поколений студентов на этом самом месте проклинали лекции, зачёты, экзамены и всю учёбу в целом?

- То есть, мы попали в студенческий ад?

- Один из его кругов, я полагаю, - кивнула Гамаюн. - Ну, тебе-то это глубоко чуждо... Два класса, три коридора - вот и всё твоё образование.

- Эй, я первая в своей группе, между прочим.

- Ну да. В группе киллеров и отморозков.

Я остановилась. Ноги налились свинцом, лицо онемело, а глаза вдруг сделались чужими и какими-то горячими.

- Это про нас так в Академии говорят?

Видимо, было в моём голосе что-то эдакое, потому что железная птица попятилась. А затем, взмахнув крыльями, отлетела подальше.

- Эй, ты это... близко к сердцу-то не принимай, - затараторила она. - Ну подумаешь, киллером обозвали.

Усилием воли я подавила желание сдернуть с плеча винтовку и всадить наглой ржавой лоханке пулю между глаз. Сделала шаг, другой, третий... А затем пошла ровно, глубоко дыша. Ничего в этот момент я не видела: глаза застлала какая-то мутная пелена.

Ворона аккуратно пристроилась точно за спиной.

- Ты права, - сказала я минут через десять, когда наконец-то рассосался комок в горле. - Нет, правда. Кем я могу еще быть? Особенно, когда кругом одни маги - хоть ложкой их черпай.

- Посмотри на это с другой стороны, - каркнула птица. - Если ты и киллер - то один из лучших.

- Ложись! - закричала я и упала на пол, носом прямо в вонючую лужу.

По спине, прямо через броник и толстую куртку, продрало ледяным ветром. А на потолке, тоненько так, на одной ноте, завыло: у-у-у-у...

Звук был такой, будто в уши напихали жуков с острыми лапками, которые и скребут барабанные перепонки.

Я потрясла головой и попыталась оглядеться, чуть приподняв голову. Вокруг царила тьма-тьмущая. Я немедленно впала в панику: а что, если темнота не пройдёт? Вдруг это не свет погас, а я ослепла?

- Каску поправь, негромко посоветовала Гамаюн. - Она тебе на глаза съехала.

Честно говоря, именно это предмет снаряжения я ненавидела лютой ненавистью. Во-первых, с такой кастрюлей на голове я выглядела, как гриб-переросток. К тому же, моего размера не было, а набитая за подкладку бумага почти не помогала держаться, как положено, и каска всё время съезжала.

Единственная причина, по которой я не выбросила её давным-давно, это была материальная ответственность - каждого из "Чёртовой Дюжины" заставили подписать длиннющий формуляр, в котором было перечислено снаряжение до последней пуговки.

А еще на ней был клёвый прибор ночного видения - просто опускаешь щиток на глаза, и темнота тебе - друг товарищ и брат. Только зелёный.

- Гамаюн? - тихо спросила я.

- Здеся я.

- Что это было?

- Параграф сто восемнадцать дробь тридцать один.

Я на секунду прикрыла глаза.

- Маганомалия, не занесённая в каталог?

- Вот повезло-то, правда? - я слышала, как ворона за спиной завозилась, и тоже начала подниматься. - Отойти на двадцать метров от портала и тут же наткнуться на незарегистрированное явление...

- С нашим везением, - я настороженно огляделась через прицел винтовки. - И не такое возможно.

- Эй, на меня-то ружжо не наставляй!

- У тебя ж броня, - винтовку я всё же опустила. - Что тебе сделается?

- А полировка? Знаешь, сколько в мастерских за гальванизацию берут? С каждого пёрышка по грошику...

- А десять пёрышек - уже рубль?

Я пошла вперед, мягко ступая по перепрелой бумажной каше. Винтовку убирать не стала. Так спокойнее.

- Ой, всё. Ничего ты не понима...

Из-за спины раздался протяжный крик и вновь пахнуло ледяным ветром.

Уже падая на спину, я передернула затвор и начала стрелять в тот момент, когда почувствовала мягкий удар позвоночника об пол.

Чёрная туша, по ощущениям - словно резиновая, рухнула на меня сверху и облепила, как гигантский горчичник. На лицо полилась какая-то мерзкая жижа. По вкусу она напоминала чернила, смешанные с птичьим помётом.

Я захлебнулась. В лёгкие эта дрянь не попала только потому, что рёбра сжало. Как говориться, ни вздохнуть, ни пукнуть.

Ворочаясь под тяжеленной, как мокрый матрас, тушей я что есть сил проклинала судьбу. Это ж надо! Вляпаться в самом начале пути, когда на счету каждая минута, каждая секунда. Пока я здесь валандаюсь, Ванька, может быть, уже...

- Жива?

Туша убралась и дышать сразу стало легче.

Протерев глаза тыльной стороной перчатки, я увидела, как чёрное нечто, больше всего похожее на кусок сырой печенки, медленно поднимается под потолок в когтях вороны. Срывается, падает у стены и лопается, как перезрелый баклажан.

- Поберегись! - я попыталась прикрыться от фонтана чернильных брызг, но ничего не вышло. Меня окатило волной каких-то бурых ошметков.

- Что это было? - похоже, я начинаю повторяться.

Обойдя непонятное нечто по кругу, потыкав носком берца, я так и не нашла вразумительного объяснения. Сказать можно одно: оно было резиновое, с одной стороны - белёсое, с другой - тёмно-синее. Формой напоминало обычный прямоугольник. Ни глаз, ни рта, ни каких-то других отличительных особенностей, кроме четырёх рваных дырок от моих пуль, на существе не было.