Анны искажает ужас: она не просто узнает, что ее партийный билет больше не удостоверяет, как полагается, ее личность, но также осознает, что больше не является той, кем себя считала, – уважаемым членом партии. Вместо этого она из-за нечаянно проявленной беспечности становится обузой для партии, которая больше не признает в ней свою и официально исключает ее. Не имея возможности контролировать собственный внешний и политический облик, под их влиянием Анна изменяется и сама: ее «содержание», ее личность, навсегда изменены правкой в ее партийном билете. Таким образом, фильм выводит несоответствие между внешностью и содержанием, описанное Горьким, на совершенно новый уровень. Не только враги вроде Куганова, выдающие себя за кого-то другого путем использования чужих имен и придуманных биографий, но и честные граждане вроде Анны неспособны влиять на отношение между собственными «содержанием» и «внешним», вербальным и политическим обликом в виде имен, фотографий и удостоверений личности. Более того, фальшивые личности используются не только для прикрытия опасных «содержаний» – фактически они портят и изменяют хорошее «содержание» до неузнаваемости. Личность скомпрометирована изменчивостью и незащищенностью от подделки, которые дурно воздействуют на сам образ.

Если Анна страдает от крайней нестабильности одновременно образа и личности, что продемонстрировано в фильме, то Павел Куганов является главным катализатором этой дестабилизации. Показанный как опытный мастер перевоплощений, Куганов олицетворяет собой в картине сложнейшую задачу, связанную с идентификацией личности. В фильме тщательно выстраивается этот ребус, причем не меньше усилий прилагается к его запутыванию, чем к решению. В первом эпизоде Павел Куганов предстает человеком-загадкой. В одном из самых выразительных кинематографических изображений Москвы 1930-х годов столица ночью празднует Первомай, Праздник Весны и Труда. Ликующая под советской властью страна озаряет кромешную тьму: празднично украшенные пароходы с подсвеченными транспарантами плывут вдоль московских набережных, неподалеку на заднем плане сияют кремлевские огни. Фильм ловко играет на притягивающем взгляд контрасте между светом и тьмой. Но едва глаза привыкают к виду сталинской ночи, как до боли очевидными становятся ограниченные возможности зрения. В темноте зритель мало что может разглядеть на празднике – только когда лучи прожекторов зловеще высвечивают на мгновение какие-то виды. Когда камера приближается к лодке и всматривается в лица празднующих, вспыхивает свет, на миг озаряя случайные взгляды или улыбки, но никаких лиц «героев нашего повествования» из-за темноты и неистовых танцев не разобрать. Вдруг с неосвещенной набережной кто-то зовет, и Павел Куганов бежит к пароходу, в то время как все взгляды, включая камеру, обращенную в толпу, переключаются туда, откуда слышались крики – как раз вовремя, чтобы выхватить крупный план его лица во вспышке света. Практически падающего в темные воды в попытке заскочить в лодку на ходу Павла подхватывает молодой человек Яша, который задает вопрос, уже читаемый в любопытных взглядах толпы: «Ну что же ты?..» Павел пытается отшутиться, но ненароком дает не предвещающий ничего хорошо ответ, когда бормочет, осматривая промокшую одежду: «Ничего… Вот ты черт…» Камера задается тем же вопросом визуальными методами, взыскательно заглядывая в его лицо. Вопрос остается без ответа до следующей сцены, где Павел вновь выступает незваным гостем, прерывающим заигрывания Анны и Яши. Раздосадованная его появлением пара поворачивается к нему и снова спрашивает, кто он такой. Павел вновь уходит от прямого ответа, вместо этого заявляя, что он только из Сибири и «настоящий природный человек». Когда он дает себе такую (ложную) характеристику, лучи прожектора дьявольски играют в его глазах, и Анна смотрит на него с нескрываемым подозрением, которое он тут же замечает и парирует вопросом: «А вы что, не верите, что ли?»

Подозрение – первая непосредственная реакция на Куганова, разделяемая одновременно молодой парой и камерой. Поэтому совсем не удивительно, что камера следует за Павлом в его похождениях по темному городу и позднем визите домой к каким-то старым знакомым. Первые персонажи, непосредственно знакомые с Кугановым, хозяева не раскрывают его тайны, а только усиливают уже существующие подозрения: мужчина, у которого со стены сурово глядит портрет Сталина, выставляет Павла вон, пока его супруга ведет себя так, словно увидела привидение. Но если наши подозрения только укрепились, то охваченные взаимными чувствами Анна и Яша совсем о них позабыли. Гуляя по романтически освещенным улицам, Яша признается Анне в любви, а ее реакция заставляет его чуть ли не лететь от радости – прямо навстречу Куганову. Ослепленный чувством, Яша отводит бесприютного Куганова к себе домой и, «открыв себя целиком для дружбы… с человеком, которого он недостаточно знал и не проверил, делает ошибку, которая приводит его к личной драме» – потере Анны [Пырьев 1936:7]. Анна, в свою очередь, тоже ослеплена любовью. Ее страсть к Павлу однозначно изображается как утрата способности видеть. Услышав, как Павел играет на гитаре любовную песню, Анна буквально отводит взгляд от Яши и их партийной работы и впадает в странное оцепенение, которое Яша ни прервать, ни понять не может. Но Павел смог обмануть не только молодежь: три бывалых большевика, показанные в картине, – отец Анны, старый рабочий, тестирующий специальные навыки Павла, и секретарь партии – встречают того с явным подозрением, но со временем обманываются в нем настолько, что принимают в свою семью и коллектив. Невозможность разглядеть суть Анны и Павла так довлеет над секретарем партии, что по ходу фильма у него развивается нервный тик, проявляющийся в том, что он неконтролируемо то снимает, то надевает обратно свои очки, без малейшей пользы для своей политической зоркости.

В то время как персонажи отбрасывают сомнения и лишаются проницательности, зрителям демонстрируется все больше подсказок и улик, обличающих Павла. Довольный тем, что его приняли в бригаду Яши, Павел вытаскивает зеркальце и одобряюще оглядывает себя, а затем расплывается на камеру в своей располагающей деланой улыбке. Эту попытку соблазнения аудитории прерывает Мария, его бывшая невеста из родного села, теперь работающая уборщицей на заводе, которая тревожно зовет из глубины мастерской. Заметно напуганный, Павел подходит к ней с заговорщицким видом и угрожающе предупреждает: «Не болтай». С этого момента зрители знают, что тщательно поддерживаемая приятная внешность Павла скрывает за собой что-то предосудительное. Мы всегда на шаг впереди героев картины, включая Анну, которая вскоре узнает от Марии, что Павел «не тот, за кого себя выдает». Поговорив с Павлом без обиняков, Анна узнает про его скрываемое кулацкое происхождение – серьезный порок, который, без сомнения, станет причиной исключения из партии, если о нем все узнают [Getty 1985: 41]. Чтобы не позволить Анне поделиться с Яшей фактами его неблагонадежного социального прошлого, Павел устраивает на заводе пожар, который затем сам же