А потом он попытался выполнить классический «хип лифт», что закончилось эпическим провалом, поскольку Тейт споткнулся о неудачно подвернувшийся под ногу камень и упал на пятую точку, увлекая за собой Фостер, которая шлепнулась ему на ноги, истерически хихикая. Между тем ветер стих, и воздух снова наполнился привычным шелестом ивовых листьев.

Вытерев глаза, она встала и протянула ему руку, чтобы помочь подняться, и он вскочил на ноги, стряхивая с задницы траву и грязь.

– Откуда, черт возьми, ты знаешь эту старую песню? – произнесла она между смешками.

Он ухмыльнулся в ответ.

– Кто же не знает мотаун?

– Хм, многие. Во всяком случае, молодежь. Они не умеют так танцевать.

– Ну, у меня есть дед, который в свое время настоял на том, чтобы я научился танцевать по-настоящему.

– Твой дедушка заставлял тебя брать уроки танцев?

– Не просто уроки каких-то танцев – а уроки свинга. И, да, два раза в неделю на протяжении многих лет. Раньше я, типа, любил слэш и ненавидел это. Ужасно.

– А теперь? – Ее глаза все еще светились весельем.

– Я танцевал с тобой и рассмешил тебя, поэтому благодарен странной прихоти деда. А кто тебя увлек мотауном?

– Кора, конечно. Она обожала мотаун. И Крысиную стаю[37]. И то, что она называла настоящим блюзом. Я не думаю, что ей нравилось что-либо из того, что было записано не в прошлом веке. Она была довольно придирчива во всем, что касалось музыки.

– А ты здорово поешь, – сказал Тейт.

– Ты и сам ничего.

Повисла пауза, угрожая смениться неловким молчанием, и Тейт мысленно встряхнулся, заставляя себя отвести взгляд от ее глаз. Он почему-то вдруг вспомнил, что почувствовал, когда впервые заглянул в них и утонул в этом глубоком зеленом омуте.

– Слушай, то, что ты проделывала с воздухом и деревьями, – это было потрясающе.

– О, спасибо. Это вышло случайно. Ты тоже слышал и видел ее, правда? Музыку воздуха?

– Да. Это было… невероятно. Как будто земля играла музыку для нас.

– Не земля… воздух. Это началось еще до того, как ты присоединился ко мне, но потом, когда мы танцевали и пели, я… отвлеклась. – Она замолчала, и он заметил, как порозовели ее щеки. – Мне кажется, я поняла важную вещь. Чем меньше я думаю о том, чтобы заставить воздух делать то, что хочу, и просто расслабляюсь, отдаваясь во власть чувств, тем легче слиться со стихией. До меня дошло, что все приходит через чувство.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, как в тот раз, когда ты чуть не искалечил себя, выпрыгнув из машины, и потом, когда я ударила тебя своими ручными воздушными пушками, меня захлестывали отрицательные эмоции. В первом случае я разозлилась. В другой раз испугалась динозавра.

– Першерона, – поправил ее Тейт.

– Неважно. Суть в том, что мои негативные чувства пробуждают в воздухе зло. Но, когда я расслаблена или счастлива, я вызываю в нем добрые качества. Скажем, сегодня здесь было так красиво и солнечно, не слишком жарко и не холодно – и, что удивительно, не шел дождь, – и на мгновение мне показалось, что я слышу музыку в ветре, поэтому начала ему подпевать. Потом появился ты, закружил меня в танце, пел вместе со мной, и мне было весело – я не думала, просто была счастлива, – и ты сам видел, что получилось: музыка деревьев. – Она пожала плечами, и было видно, что она не знает, смущаться ей или нет. – Думаю, это не очень полезная штука – умение дирижировать деревьями. В том смысле, что это не поможет остановить следующий торнадо и не защитит от Суперчетверки или еще каких напастей.

– Не суди раньше времени. Речь идет о контроле, и ты показала, что можешь управлять воздухом. Гораздо лучше, чем я, это точно. Фостер, ты все круче справляешься с воздухом. А я совершенствуюсь лишь в закупке продуктов, – сказал он.

– Это отличный навык, а у меня его нет. Ненавижу ходить по магазинам. Я… э-э… хотела лишь сказать, как благодарна за то, что ты взял на себя эту обязанность. Это позволяет мне чувствовать себя здесь как дома. Так что спасибо.

Тейт с трудом удержался, чтобы не повесить голову от стыда. Ему ли не знать прискорбную правду? Он ездил в магазин за продуктами вовсе не для того, чтобы помочь Фостер. Просто это была единственная возможность звонить деду. Переполненный ненавистью к самому себе, он не заметил, как выпалил:

– Слушай, я, кажется, понял, что могут означать некоторые уравнения Стюарта.

Счастливое, открытое выражение померкло на лице Фостер, а потом и вовсе исчезло.

– Ва-а-а-ау. Качок расшифровал уравнения гениального ученого-безумца.

Тейт почувствовал, как вспыхнули его щеки.

– Не ожидал от тебя такой стервозности.

– Стервозности или правдивости? Почему женщину, которая называет вещи своими именами, мужчина непременно упрекает в стервозности? А если она просто говорит правду?

– Нет, если это не правда. И я не тупой качок, хватит подгонять меня под стереотипы. Я думал, мы уже перевернули эту страницу.

Фостер театрально вздохнула.

– Ну, а если стереотип соответствует реальности?

– Это не так!

– Неужели? Позволь мне напомнить тебе, что на мой вопрос о твоей любимой книге ты ответил: «Спортс иллюстрейтед». «Спортс иллюстрейтед», Тейт. Твои слова. И это классический ответ тупого, узколобого качка.

– Я сказал это только потому, что растерялся. Ты мне показалась такой красивой, вот и ляпнул первое, что пришло в голову. Я становлюсь идиотом рядом с симпатичной девушкой. – Он бросил на нее свирепый взгляд.

– Постой-ка. Ты говоришь, показалась красивой. – Зеленые глаза Фостер сверкнули.

– И что? – Почему этих девчонок так чертовски трудно понять, и о чем она вообще говорит?

– Ты сказал это в прошедшем времени. Как будто раньше тебе казалось, что я красивая. Что? Теперь я уже не такая красивая?

Тейт ухмыльнулся, когда до него наконец дошло.

– Хм… Наверное, нет, потому что я успел узнать тебя настоящую. – Не обращая внимания на ее хмурый взгляд, он продолжил: – Выбрать любимую книгу довольно сложно, потому что их у меня слишком много, но, если тебя устроит пятерка лучших, попробую сузить круг. Прежде всего, это мой обожаемый автор хорроров, Рэй Брэдбери, и его «451 градус по Фаренгейту». Черт, эта книга – как песня. Метафорический язык Брэдбери – что-то невероятное. «В книгах нет никакой тайны, никакого волшебства. Волшебство лишь в том, что они говорят, в том, как они сшивают лоскутки вселенной в единое целое», – процитировал Тейт. – Фантастика, правда? Потом идет Ричард Престон. Я люблю науку, биологию, физику, химию – все такое. Книги Престона – это, конечно, жесткач, но суперский. Мне понравилась «Горячая зона», а «Демон в морозилке» – еще круче.