Вернувшись домой, Фабиан обнаружил Матильду одну в гостиной перед телевизором. Он предложил ей поиграть в какую-нибудь игру, вместе приготовить ужин и уютно провести вечер. Но дочери ничего не хотелось, и она едва отвечала, когда к ней обращались. Когда Матильда демонстративно отнесла тарелку с ужином в свою комнату, Фабиан сдался и в виде исключения сделал именно то, чего ему самому хотелось.

Он откупорил одну из бутылок, названия которых никак не мог запомнить и которые Соня держала про запас для торжественного случая. После этого уселся на диван и первый раз за долгое время показал, на что способна стереоустановка. Он ставил все свои любимые композиции, которые никак не успевал послушать. Например, два фантастических альбома – Transatlanticism в исполнении Death Cab For Cutie и I’m Wide Awake, It’s Morning в исполнении Bright Eyes. Ну и конечно Chutes Too Narrow в исполнении The Shins. Фабиан купил два экземпляра этого альбома, чтобы слушать его в машине. И где-то посреди песни Good News Is For People Who Love Bad News группы Modest Mouse заснул на диване, совершенно забыв о Соне.

Воскресенье было еще хуже и казалось одним длинным переходом через пустыню, где утро понедельника маячило впереди, как недосягаемый мираж. Соня все время присутствовала в его мыслях и упрямо их запутывала. Если он ругался не с ней, то с оставшейся после нее пустотой. Единственный способ заставить жену замолчать, кроме алкоголя и музыки, – работать. Проблема заключалась только в том, что Фабиану было так же нечего предложить, как и его коллегам.

Правда, он позвонил персональному банковскому менеджеру Петера Брисе, оторвав того от воскресного завтрака, и попросил его проверить, кто еще из крупных клиентов за последнее время сменил банковское отделение. Менеджер, не успев прожевать, неохотно обещал спросить у коллег и перезвонить. Вот и все, что удалось сделать.

Потом Фабиан позвонил Муландеру, чтобы уговорить коллегу снова попытаться отыскать какой-нибудь волосок, отпечатки пальцев или что-нибудь еще, что может привязать преступника к машине или к квартире Брисе. Но Муландер даже не подошел к телефону. Тогда Фабиан в первый раз за свои почти два года в Хельсингборге набрал номер Хуго Эльвина, хотя был выходной. Ведь именно благодаря Эльвину и Утесу в следствии был сделан большой прорыв и, может быть, тот увидел нечто иное, чем тупики и ледяные следы, ведущие в никуда. Но и там его встретила только запись на автоответчике.

Это Эльвин. Сейчас я не могу говорить, а ты можешь. Так говори.

Во второй половине дня Фабиан решил сделать последнюю отчаянную попытку: поехать в Мариестаден и постучать в дверь банковского менеджера Рикарда Янссона, который обещал позвонить, расспросив коллег. Но когда оставалось неясным, а Фабиан был не в состоянии ждать, что, возможно, ему кто-то перезвонит.

Хотя у него был адрес, он двадцать минут искал нужное место в похожем на лабиринт районе, где и дома, и сады были настолько одинаковые, что наверняка даже местные жители время от времени ошибались дверью.

Рикард Янссон стоял у своего гриля на газолине – тот был такой большой, что занимал значительную часть лужайки за домом. Слишком плотно сидящая рубашка и галстук сменились на просторную футболку, кепку и короткие брюки, которые обнажали колени и несколько сантиметров голени, обтянутой гетрами. В одной руке Янссон держал пиво, в другой – щипцы для гриля, которыми орудовал с таким серьезным видом, словно это была дирижерская палочка. Рядом стоял мужчина в похожей одежде и тоже с пивом в руке и наблюдал за происходящим.

– Привет, привет, – сказал Фабиан и помахал с другой стороны изгороди, доходившей ему до колен.

Янссон перестал дирижировать сосисками и повернулся к Фабиану с недоумевающим видом.

– Фабиан Риск. Мы сегодня говорили по телефону, – продолжил Фабиан и перешагнул через изгородь, чтобы подойти и поздороваться.

– Разве я не сказал, что перезвоню?

– Я просто хотел узнать, как идут дела, успели ли вы поговорить с кем-нибудь из своих коллег.

– Не знаю, по какому календарю вы живете. По моему календарю сегодня воскресенье, а по воскресеньям Торговый банк не работает. Так что не успел.

– Я просто подумал, а вдруг вы начали кого-то обзванивать.

– Как видите, у меня много других дел. – Янссон перевернул сосиски щипцами для гриля так, словно это была наука, требующая университетского образования. – Но обещаю на неделе посмотреть, что я могу сделать.

– А о чем идет речь? – спросил стоящий рядом мужчина и отпил пива.

– Да насчет того Петера Брисе, который заехал в Северную гавань. Он только что перешел в наше отделение, и теперь полиция хочет знать, не сделали ли еще какие-нибудь крупные клиенты то же самое.

– Да, я как раз лишился одного такого в пятницу.

– Что? Вот как?

Мужчина, явно коллега Янссона, кивнул.

– И кто же это? – спросил Фабиан, почувствовав, что наконец-то пошел клев.

– Ханс Кристиан Свенссон. Или Крис Даун, как он себя называет.

Вообще-то Иб Свейструп любил воскресенья. Когда выходные, которые он обычно украдкой начинал уже в пятницу во второй половине дня, наконец-то входили в ритм и он мог чувствовать себя совершенно свободным. Чаще всего суббота уходила на покупки и массу обязательств, которые придумывала Дорте. Если они не принимали за ужином гостей, то сами шли к кому-нибудь в гости на ужин. Воскресенье представляло собой море свободы, которой Свейструп сам полноправно распоряжался. И неважно, читал ли он, сидя на новой застекленной веранде, или спал в висящем гамаке за домом. Главное – он делал только то, что ему нравилось.

Но не в это воскресенье.

Сегодня он не мог ни читать, ни отдыхать. Иб даже не смог досмотреть до конца «Мосты округа Мэдисон» на недавно купленном проекторе, поскольку то и дело думал о работе. Тогда Свейструп подравнял изгородь, которая по-прежнему упорно росла, как ей хотелось, хотя он использовал удобрения и подрезал ее по всем правилам искусства. Сейчас он мыл машину, которая совсем не была грязной. Все, чтобы отвлечься от, мягко говоря турбулентных, событий последних дней.

Сначала эта окровавленная женщина, которая исчезла вместе с табельным оружием Дуни и Магнуса. К счастью, об этом ничего не было в больших заголовках. Потом убийство этого бездомного. Опять Дуня.

Мало того, она позвонила ему утром на домашний телефон и рассказала о нескольких роликах, которые нашла в сети. По ее мнению, в роликах засняты виновные в так называемых веселых избиениях. Свейструп уже ничего не понимал. Почему нынешние преступники не могут вести себя, как нормальные злоумышленники?

Зная, что дело не в этом, он не мог не думать о том, что без Дуни тут не обошлось. Что именно она так или иначе притянула к себе все эти странные события, а не наоборот. Конечно, это было не так. Она просто пыталась выполнить свою работу, даже если это не входило в список ее рабочих обязанностей.