Он увидел толпу на обочине. Нашли того, наверное!

Милиционер пытался навести порядок. «Проходите! Чего вы тут не видели? Не положено собираться! Ну-ка, двигай отсюда, ты! Куда лезешь?.. Расходитесь, граждане, не мешайте работать. Ох, смотрите, не нарывайтесь, меня если рассердить…»

Он подошел поближе и полюбопытствовал у мужчины средних лет: «Что случилось?»

«Столкновение. Грузовик виноват, смял «москвича» в лепешку…»

Он опешил. Бросился под деревья. Никого. Он смотрел во все глаза — может быть, какой-нибудь знак, какой-нибудь след вчерашнего. Женский крик «Человек умирает! Мы заплатим!» стоял в ушах.

Кто умирает? Кто заплатит? Ни знака, ни следа на траве.

«А вон там, — он махнул рукой в сторону деревьев, — никого не нашли?»

Он ничего не понимал. Как никого?

«Нет, гражданин, шофера выкинуло вон туда, на трамвайные пути. Увезли на «скорой». Насмерть разбился. А виноват грузовик».

Никого, никого под деревьями. Он стоял и смотрел, забыв про толпу. Как же так, я же ясно слышал, я не мог ошибиться… «Мы заплатим! Человек умирает!»

«А машина только-только в обкатку пошла. Новехонькая. Надо же, жалость какая!»

Перевод А. Старостиной.

СОГЛАСНО ДОГОВОРУ, ул. ЭДГАРА КИНЕ, № 8

Обратите внимание, братья: вот и весна, вот и солнышко. Благодать-то какая! Погреем наши старые косточки… Кончено! Выходите из домов! Примерим все новое, с иголочки: дружество… любовь… Без оглядки, без ложного стыда! Все так прекрасно, чего еще желать? Обнимемся. Братья, братья мои, я люблю вас, всем сердцем, возьмите, возьмите мою любовь… Будемте один за всех, все за одного… Меня все любили, как я был помоложе. Вот и жена мне говаривала: «Хороший ты парень, Ион, страсть какой хороший. Только люди этого не понимают. Достался мне подарок, деваться некуда. Я тебя люблю, какой ты есть». Слышите, братья: «Люблю, какой есть». Это жена, упокой господи ее душу, так мне говаривала: «Люблю, какой есть». Правда и то, что я был помоложе, не без этого… Смотрите, матушка природа как оживает… Хоть и скверик, далеко до гор и до синего моря. Почки, бутончики, и трава зазеленела. Снова зеленая трава, братья! Ну не радость ли? Так давайте же радоваться, давайте кричать во весь голос, оповестим землю, оповестим небо, оповестим космос! Пусть и в космосе знают: трава зеленеет, братья! Трава наша, насущная, как хлеб. Когда весна, разве хочется есть? Ты воздухом сыт, такой он свежий и вкусный, на что тебе брюхо, когда солнышко светит? Не прячьтесь от солнца, не сторонитесь травы! Как хорошо! Душа в душу со всем светом. С круглой землей. Господи, сколько счастья! Я недостоин, недостоин. Я ничто, я всего лишь человек, ей-богу, ей-богу, я не стою такого счастья. Моя бедная слабая душа не выдержит… А дети, посмотрите на детей! Они бегают, они играют, они смеются. Пусть их бегают, пусть рвут цветы. Позволим им рвать цветы, почему мы им никогда не позволяем? Поставим таблички во всех парках: «Ходите по траве! На здоровье!» Хотя бы на недельку. Братья, братья, я люблю вас!

Как говаривала моя бедная жена…

Он сел на скамейку, расстегнул пиджак, вынул сверток с краюхой хлеба и куском брынзы и тихонько принялся за еду, улыбаясь каждому прохожему:

— Весна, брат, здравствуй!

Люди проходили мимо, прибавляя шаг, глядя с неприязнью, брезгливо. Тунеядец. С утра уже готов. Позор какой. Почему не примут меры?

— Весна, братья и сестры. Здравствуйте! — отвечал он с улыбкой, как будто его осыпали не бранью, но дарами.

Солнце стояло сзади, облокотясь на его плечи.

Перевод А. Старостиной.

НО РАНЫ ЗАТЯНУЛИСЬ…

— Кореей у нас вообще-то занимался такой Дину. Он все провернул от начала до конца. Проекты — его. Переговоры с заказчиком — на нем. Партнеров уламывать — тоже он. «Электроника» только все визировала, как поставщик… И вот является он ко мне со своими бумажками, тут-то я его за грудки, дескать, а обо мне, дорогой товарищ, ты не подумал? Я, правда, до этого Кореей не интересовался. Да и дела с ней были запущены. Так что Корею я ему предоставил — и вдруг получилось. Врать не стану, уладил он все отлично… Я возился с бельгийцами. Пришлось поездить. Строительство было в самом начале. То в Антверпен, то в Стрежа-Кырцишоару, мы там предполагали разместить объект, чтобы поближе к Дунаю… Когда Дину явился ко мне на подпись, я уже вполне созрел для Кореи… Что ему оставалось, Дину-то? Мы слишком давно были знакомы, чтобы он мог мне отказать. Так если подумать, я лет десять заведую КБ… Деваться ему было некуда, он меня включил в список на Корею… Поехал в «Электронику», завизировал… Хороший парень… Мог бы и я сам, конечно, но эти, из «Электроники», знаете, привыкли работать непосредственно с ним. Он все хлопоты на себя взял, я вам уже говорил. Ну, до этих пор все шло ничего. А дальше — нужна виза замдиректора. И тут — гром среди ясного неба, он меня вызывает на ковер. «Молодцы, ребятишки, выбили себе Пхеньян, а я тут сиди и отвечай за то, что мы напортачили в Кымпулунге и в Ораде?..» Что ж, его тоже можно понять. До пенсии всего ничего, а ни разу не был в Азии… Не скажешь же: выходите спокойно на пенсию, без Азии перебьетесь? Это было бы жестоко. Я отвел Дину в сторонку и объяснил ему ситуацию. Просто, по-человечески… Ему пришлось проглотить пилюлю. Куда нам тягаться с начальством? У начальства нюх, оно своего не упустит. Вместо того чтобы посылать тех, кто действительно занимается проблемой. Тут ведь вопрос компетенции… Дину сначала кривился, и так нас, дескать, уже шестеро, потому что эти, из «Электроники», тоже кого-то вставили. И без представителя главка нельзя обойтись, плюс один из министерства для координации, плюс две переводчицы, одна немецкая, другая французская, поскольку мы летим через Москву с пересадкой… Все-то он, этот Дину, знал, просто чудо… Но по моему настоянию все-таки пошел в «Электронику», попросил, чтобы включили в список шефа. Они — тыр-пыр, но деваться некуда, включили. Я было успокоился. Больше вроде никаких загвоздок быть не могло. Все вроде по форме. Бумаги пошли в министерство. Ну, список составляется, естественно, в порядке должностной иерархии, так что Дину поставили в хвост. Хотя, конечно, он, это я и сейчас скажу, один провел всю предварительную подготовку и, разумеется, досконально знал дело. Это несомненно. Никто из нас, я вам честно признаюсь, ничего не смыслил, все ключи были