– Проливать слезы, испытывать боль, которая их порождает, – куда тяжелей.

Габи и Ансель уставились на меня.

– Ты… – Голос Исме дрогнул у меня за спиной. – Ты знаешь наше колдовство?

– Не совсем. – Я со вздохом остановилась, и Ансель с Габриэль последовали моему примеру. Они с неподдельным любопытством смотрели, как я оборачиваюсь к Исме. – Но Коко я знаю почти всю жизнь. Когда мы встретились, она… очень старалась не плакать.

Воспоминание о шестилетней Коко вспыхнуло перед глазами – дрожащий подбородок, решительный взгляд, смятая морская лилия. Коко обеими руками сжимала цветок, пересказывая мне ссору с теткой.

– Но нам было всего по шесть лет, и слезы сдержать она не смогла. А когда они коснулись земли, то как будто бы приумножились, и мы оказались в пруду, по щиколотку в грязи.

Ансель вытаращил глаза.

Наконец-то лед в глазах Исме тронулся. Она вздохнула и протянула руку Габи, а та безропотно ее взяла.

– Давным-давно мы и впрямь экспериментировали с магией слез, но она оказалась слишком ненадежной. Зачастую слезы подавляли действие других составляющих и превращали их в нечто совершенно иное. Обычное сонное зелье могло погрузить человека в мирную дрему или… В сон куда более долгий. Мы пришли к выводу, что все зависит от чувств ведьмы, которая эти слезы проливает.

Каким бы увлекательным ни был рассказ Исме, я все же не дослушала ее до конца. У меня в груди вдруг возникло странное, необъяснимое чувство – будто что-то звало меня, влекло за собой. Я огляделась. Вокруг ничего не изменилось. Этьена мы до сих пор не нашли, но ничего подозрительного было не видно – да и вообще ни души. Кроме…

На ветку прямо перед нами села ворона. Она с любопытством склонила голову и уставилась прямо на меня.

Мне стало не по себе.

– В чем дело? – спросил Ансель, проследив за моим взглядом.

Ворона каркнула в ответ, и этот звук эхом разнесся среди деревьев. Он пробрал меня до костей. Хмурясь, Исме притянула Габриэль ближе к себе. Николина куда-то исчезла.

– Не… – Я потерла грудь, чувствуя, как странное ощущение нарастает. Оно как будто бы тянуло меня куда-то… внутрь. Я застыла и посмотрела в небо. На востоке показался сероватый свет. У меня упало сердце.

Наше время почти вышло.

Последним усилием воли я вновь призвала узоры. Они оставались все так же сумбурны. Решительно – или скорее отчаянно – не сдаваясь, я стала их разбирать, ища хоть что-нибудь, что угодно, что помогло бы найти Этьена прежде, чем взойдет солнце. Я смутно слышала, как Ансель что-то тревожно бормочет, но не обращала на него внимания. Тяжесть в груди достигла предела. Каждый раз, когда я касалась любого узора, меня било под дых отчетливое ощущение… неправильности. Будто… будто это были вовсе не мои узоры. Но это было нелепо, попросту невозможно…

И вдруг среди золота блеснуло что-то белое.

Стоило мне коснуться одной-единственной белой нити, как та ожила – обвилась меж моих пальцев, вокруг запястья, вокруг локтя, – и шестое чувство обострилось до кристальной ясности. Наконец-то. С облегчением выдохнув, я снова посмотрела на восток, подсчитывая, сколько времени у нас осталось.

– В чем дело? – спросил встревоженный Ансель.

– Я его нашла.

Не говоря больше ни слова, я бросилась в лес, следуя за белым светом. Наперегонки с восходом. Остальные кинулись за мной, и ворона с возмущенным карканьем сорвалась с ветки. Все вокруг засыпало снегом. Преисполнившись надежды и новых сил, я не удержалась от улыбки.

– Где он? – крикнула Исме, едва поспевая за мной.

– А как он работает? – Габи быстро ее обогнала. – Этот твой… узор?

Ансель споткнулся о корень и чуть не отсек себе голову веткой.

– Почему получилось только теперь?

Я не слушала их, не думала о боли в груди и мчалась все дальше. У нас наконец-то появилась возможность – подлинная возможность заключить этот союз. Белый узор продолжал пульсировать, подводя меня все ближе к победе, и я уже едва сдерживалась, чтобы не закричать от радости. Ля-Вуазен не ждала, что я найду Этьена, но я докажу, что она ошибалась. Докажу, что все они ошибались.

Моя уверенность слегка пошатнулась, когда деревья поредели и впереди показались палатки лагеря крови.

– Он… он здесь? – Раскрасневшаяся и запыхавшаяся Исме лихорадочно огляделась. – Где? Я его не вижу.

Я сбавила шаг, наблюдая, как узор вьется по лагерю меж костровых ям и клеток, мимо Коко и Бабетты, вниз по склону прямо…

Прямо к нашей палатке.

Спотыкаясь, я повернула за угол и остановилась. Узор исчез в облаке сверкающей белой пыли, и я похолодела. Крик Исме подтвердил то, что я уже поняла и сама.

На шесте нашей палатки висел труп юноши с золотисто-каштановыми волосами.

Рид

– Э…

– Тулуз удивленно посмотрел на меня следующим утром, держа в зубах багет. Он поспешно откусил кусок, прожевал его, проглотил – и подавился. Тьерри похлопал его по спине, тихо смеясь. Я до сих пор не слышал, чтобы он произнес хоть слово.

– Повтори-ка?

– Твоя татуировка, – выдавил я, чувствуя, как от смущения у меня краснеет шея. Прежде мне никогда не приходилось заводить друзей. И даже просто знакомиться с людьми поближе. Селию и Жан-Люка я просто знал всю жизнь. Что до Лу… скажем так, в наших отношениях неловких молчаний не было никогда. Лу всегда находила что сказать. – Что она означает?

Черные глаза Тулуза все еще слезились.

– Сразу переходишь к личным вопросам, да?

– Она все-таки у тебя на лице.

– Touché. – Тулуз улыбнулся, и изображение на его щеке исказилось. Это была маленькая золотая роза. Она блестела металлом. Когда я присел поесть рядом с Тулузом и его братом, первым делом заметил именно эту татуировку. И тут же спросил о ней. Шея у меня все еще пылала. Может, и не стоило спрашивать о подобном. Может быть, это слишком… личное. Но откуда же мне знать? Тулуз ведь вывел эту розу прямо у себя на щеке.

Мадам Лабелль по другую сторону костра завтракала кантальским сыром и соленой ветчиной вместе с Зенной и Серафиной. Она определенно надеялась завести дружбу с ними и ждала того же от меня с Сен-Мартенами. Ее попытки были приняты куда радушнее – Зенна наслаждалась ее похвалами, распуская перья как павлин. Даже Серафина, похоже, невольно радовалась такому вниманию. Позади них ругался Бо – Деверо заставил его помогать с лошадьми, и, судя по всему, принцу не повезло ступить в навоз.

Что ж, утро могло выдаться и похуже.

Слегка смилостивившись, я снова посмотрел на Тулуза и Тьерри.