– А, ну ладно, – Свен остыл. – Но… все же чудные тут люди!

– Везде свой обычай! – весело ответил Велерад, довольный, что ему выпало наблюдать уклад жизни, несхожий с тем, к чему он привык. – Девушка спряталась? Нам нужно будет ее найти? Это весело!

Обычай требовал, чтобы сваты пришли в нечетном числе, и отправились всемером: Хравн, Даг со старшим сыном, Боргар с Тьяльваром, Свеном и Велерадом. Все были в цветных кафтанах с шелковой отделкой, в ярких шапках, с красивыми бронзовыми, а то и серебряными застежками и пряжками, с обручьями и перстнями. С первого взгляда на них делалось ясно, как богат и удачлив род руш и как выгодно всякому отцу отдать им даже самую красивую дочь.

– Девушка прячется, чтобы сваты, как придут, ее не видели, – объяснял по дороге взволнованный Даг. – Сначала мы поговорим с родителями. Если к нам выйдет сама девушка и предложит выпить, это будет означать согласие. Но если она так и не покажется, это будет означать отказ.

– Не робей, Арни! – подбадривал жениха Свен. – Поглядел бы я, кто еще поднесет старику со старухой такие дары! Разве что этот ваш, который живет на небе и пасет коров с серебряными ногами!

– Рогами. Кугу Юмо. Не знаю, удастся ли наше дело, но уж верно, Тойсар и его жена рассудят это дело самым лучшим образом, как будет лучше для всех, – рассуждал в ответ Арнор, удивительно спокойный для жениха. – Родителям виднее. Если из какого-то дела не выйдет добра, то они наверняка это знают.

– Ты стал рассуждать, как столетний дед! – воскликнул удивленный Велерад, моргая под надвинутым на лицо худом и стряхивая снег с ресниц. – Какой тролль тебя укусил?

Свен успел лишь покоситься на молодого товарища в не меньшем изумлении, но беседу пришлось прервать: уже виднелись открытые ворота, а в них стоял сам Тойсар с сыновьями и еще кем-то из родичей, готовый встретить важных гостей.

– Хорошо ли добрались? – с важностью произносил он положенные обычаем слова приветствия, хотя при желании мог с этого самого места наблюдать весь путь гостей от самых ворот Русского двора. – Благополучны ли ваши… – о санях и лошадях пеших гостей он не стал упоминать и высказался более уместно, – ваши руки и ноги? Не потеряно ли что по пути?

– Все у нас благополучно, и дорога прошла хорошо, – отвечал Хравн. Кузнец, будучи уважаем и русами, и мерен, сам через покойную жену состоящий в родстве с Вайыш-ерге, нередко бывал посредником в сватовстве и хорошо знал весь порядок. – Только вот этот парень, – обернувшись, он указал на Арнора, – рукавицу потерял. Мы и заглянули узнать – не у вас ли она?

Арнор стоял с чинным видом: на его поясе висела одна бронзовая подвеска в виде конька – знак того, что он не женат, – а за пояс была заткнута одна рукавица. Вторую он оставил дома; Велерад прикусил губу изнутри, чтобы неуместным смехом не испортить дела, но подумал: случись Арни обронить ту рукавицу по дороге от Русского двора, они увидели бы ее с этого самого места. Вот только густой снег помешал бы…

Тойсар не признался, что нашел рукавицу, но пригласил гостей в дом. Проходя через двор, Велерад приметил у двери уже знакомой им кудо ту «ушастую мышь» – Алдыви; девчонка таращила на них глаза, и за мнимой неподвижностью ее лица просвечивала усмешка. Велерад подмигнул ей; она сделала рот скобкой, видно, сдерживая ухмылку, и отвела глаза.

Возле нее стоял паренек лет тринадцати, со светло-рыжими волосами. Велерад, кажется, уже видел его в первый свой приход сюда, но теперь сообразил: да это, видно, и есть сын Фьялара, взятый Тойсаром в услужение за долги.

В доме гостей ждала Кастан; хоть хозяева и «отказались» принимать сватов, она нарядилась в кафтан, отделанный желтым шелком. На плечах ее блестели две треугольные подвески с прорезным узором, с бронзовыми бубенчиками, на шее – бусы позолоченного стекла, с тремя или четырьмя продолговатыми бусинами из сердолика – самыми дорогими, с несколькими серебряными шелягами. Тойсар тоже надел хороший кафтан, обшитый красным узорным шелком у ворота и рукавов, на голове его блестел серебряный обруч с серебряными же кольцами у висков, а на каждой руке было по три бронзовых и серебряных браслета – на запястьях и выше, до локтя.

Начался долгий обряд встречи: пиво и лепешки на очаг богам, пиво и лепешки гостям – каждому отдельно. Велерад уже попривык к этой обстоятельности и знал, что надо запастись терпением; под перечисление семидесяти семи богов, их матерей, помощников и вестников он имел время внимательно осмотреть дом и убедиться, что Илетай нигде не видно. Наверняка она сидит в кудо, чтобы показаться в нужное время. Или не показаться…

Наконец пригласили сесть; все сняли шапки, но Хравн и Арнор остались с покрытой головой. Наверное, подумал Велерад, таким образом хозяевам дают понять, кто из гостей сват и жених.

– Издавна желали мы найти для сына нашего Арнора, – начал Хравн, говоря сейчас от имени Дага, – хорошую жену, чтобы прожил он с ней всю жизнь, вырастил детей и обрел счастье и богатство. Посоветовавшись, решили мы посватать у тебя, Тойсар, дочь твою Илетай. Если выйдет она за Арнора, то всю жизнь будет видеть только достаток и уважение: в доме у нас хватает и скотины, и хлеба, и хороших тканей, и украшений из лучшей серебряной бронзы и лучшего серебра. Семья Дагова живет мирно и дружно, да то может подтвердить и родственница твоя, Ошалче. А чтобы видел ты наше уважение и богатство, принесли мы тебе дары.

Сперва дары подносил сам жених: открыв мешок, Арнор выложил на стол непочатый круглый хлеб, семь ржаных лепешек, жареную утку и кувшин пуре. Этих даров требовал обряд, но Свен, дождавшись своей очереди, вынул из-за пазухи такое, что в Мерямаа не смог бы принести даже сам праотец Кугырак.

Послы из Киева, присланные Хельги Хитрым после похода на греков, привезли несколько дорогих шелковых одеяний, полученных от цесарей в качестве дани, и поднесли их Олаву и самым влиятельным его приближенным. Это были первые за полвека вещи из греческого шелка, увиденные на севере, да и в Киеве тоже, – до того шелка привозили только сарацинские, через хазар, а то и из более далеких стран, с вытканными драконами. Но те, поскольку их путь с родины до берегов Днепра мог занять года три, стоили необычайно дорого и носились только князьями. Только Олав конунг, получив свою часть даров, оставил себе кафтан целиком из шелка и сидел в нем три-четыре раза в год, на самых важных пиршествах. Альмунд на такое не осмеливался, и его доля даров пошла в дело по частям: распоров доставшийся ему кафтан, Радонега резала шелк на узкие полосочки и отделывала ими шерстяные кафтаны и шапки мужу и сыновьям, навершник и очелья для себя. Договор с греками о дружбе и торговле, которого все так ждали, открыл бы возможность покупать еще шелка, но вот уже пять лет посольства что ни лето ездили туда-сюда, а дело подвигалось туго.

Отправляя сыновей к мере за данью и будущим войском, Альмунд велел жене дать им с собой один рукав распоротого греческого кафтана. По густо-брусничному полю на нем были золотисто-желтым вытканы дивные звери – вроде волков, но с клювами и крыльями хищной птицы, с когтистыми лапами. Заключенные в узорный круг, они стояли попарно, мордами друг к другу, будто ведя неслышный разговор. Узор был крупным, так что на рукаве чуть не в два локтя длиной поместилось только три таких пары. Ширина куска была неравномерной: у бывшего плеча он был широк, а к запястью сужался.