– Не очень, господин, помимо меня и родителей, младшая сестра и тетя.

– Скучаешь по ним?

Вместо ответа опустила ресницы. Только не имеющий сердца не вспоминает родных.

– Я разрешу тебе ездить в город. Заменишь домоправительницу, получишь отдельную комнату.

– Но, господин!.. – возмутилась было Зулейка.

– Цыц! – Адриан быстро поставил ее на место. – Хочешь привилегий, научись чему-нибудь, помимо массажа. Здесь не столица, ценится труд.

Сверкнув глазами, темнокожая расплылась в лживой кроткой улыбке. Я перехватила обращенный на меня украдкой взгляд. Он обещал неприятности. Крупные или мелкие, Зулейка пока не решила.

Уши мои стали пунцовыми, дыхания не хватало. Острый язычок Зулейки, войдя в унисон с ритмом хозяина, рождал странные ощущения. Я словно оказалась в клетке темных, как кожа фаворитки, наслаждений. И надо бы вырваться, а не можешь. Потом уже и не хочешь, потому как финал близок. И ты покоряешься, тоненько стонешь, когда язык соперницы (или союзницы, сейчас не разберешь) вновь берет в плен. Пальцы Зулейки временами, будто мое тело и так не раскалено до предела, перепархивали через хозяина, опускались ниже, к бугорку над лоном. Это не так легко, нельзя помешать господину, но темнокожая красавица справилась, заставив меня окончательно потерять контроль, сделав меня достойной адепткой Храма наслаждений. Я покорно выгибалась навстречу твердому языку, помогала Адриану вновь и вновь овладевать мной. Комната перед глазами плыла. Я то дрожала, то изнывала от жара, пока, наконец, меня не смыло неукротимым потоком. Передать силу этих ощущений невозможно, когда-то на массажном столе на рынке я испытала слабое их подобие.

Зулейка выпрямилась, довольная, торжествующая, убрала руки. Хозяин еще не кончил, и я постепенно погружалась в новый виток наслаждения, пусть не такого сильного, как первое, но достаточного, чтобы вновь потерять рассудок. Наши с Адрианом бедра двигались в едином ритме, тела жаждали одного, и оно случилось как всегда неожиданное и яркое. Хозяин тяжело дышал рядом. Некоторое время казалось, будто мы в спальне одни, но том я вспомнила о Зулейке. Вернулась способность думать, а вместе с ней и стыд. Меня только что ласкала женщина! Ласкала там, куда не проникал мужчина. И, самое страшное, я получала удовольствие от того, что призвано вызывать омерзение.

– Можешь ограничиться грудью, – милостиво разрешила темнокожая фаворитка и опустилась подле Адриана.

Сегодня на его ложе двое. Мы ласкаем друг друга и по очереди ублажаем господина. Зулейка привычна к подобным занятиям, а мне нелегко. Но я стараюсь, трусь бедрами и грудью о тело Адриана, целую его. Попеременно с Зулейкой мы принимаем в рот член, быстро добиваемся того, чтобы он вновь обрел твердость. Только вот не покидает ощущение, будто я низшая наложница храма. Когда мы с Адрианом в постели одни, все иначе, правильно: мужчина и женщина. А тут бордель. Я брезгаю касаться Зулейки, но вынуждена принять правила игры. Мечтая скорее закончить эту ночь, вспоминаю уроки Тебо. Не думала, что мне пригодится знание строения женского тела. Зулейку слабо волнует моя возня, она давно во власти хозяина. Можно просто посидеть рядом, темнокожая справится сама. И она действительно умело заводит себя, чтобы Адриан насладился протяжными стонами. Сложно сказать, прикидывается ли Зулейка. Именно она предложила хозяину пригласить сразу двух наложниц. Когда Адриан согласился и поинтересовался, кого фаворитка возьмет в пару, указала на меня. Теперь поняла: ради мести. Унижение – чудесное блюдо. Унижение стыдом за собственные ощущения – и вовсе деликатес. Зулейка вдоволь его вкусила и теперь занималась исключительной собой. Чем больше за ней наблюдала, тем сильнее убеждалась: темнокожую волновало только сохранение статуса. Ее движения тщательно отрепетированы, эмоции неискренни, а в волосах и вовсе припрятана бутылочка с маслом. Якобы в экстазе, Зулейка погружала пальцы в сложную прическу и затем с помощью нехитрых манипуляций создавала видимость возбуждения.

Отвернулась, чтобы не смотреть на возню в постели. Фарс вызывал гадливость. Я не прибегаю ни к каким уловкам. Пусть громко не кричу, не лгу, будто Адриан самый желанный мужчина на свете, зато если получаю удовольствие, то хозяин это чувствует. Разве господину не хочется побеждать, разве ему приятнее притворство? Зулейка пластична и умела в постельных утехах, я и половины этого не знаю, но… Да пошли они в девятый мир демонов! Какая искренность, Джанет, ему нужно похоть удовлетворить. Безусловно, Зулейка лучше тебя, ведь задача наложницы – стать искусной проституткой. Но вот, кажется, закончили. Скорей бы уйти, смыть с себя эту грязь, можно даже холодной водой.

– Моя рьянка ревнует?

Голос после секса у Адриана глухой, сиплый.

– О, скорее она просто ленится, мой господин.

Не видела, но живо представила, как Зулейка, словно кошка, потерлась о грудь хозяина.

– Или ты стесняешься, боишься показать свое невежество? О, я научу!

Темнокожая фаворитка, лишь подтвердив мои предположения о лживости страстных стонов, проворно вскочила и подтолкнула меня к Адриану.

– Ложись на живот, – приказала она. – Ты ведь хочешь доставить господину большое удовольствие?

Кивнула, хотя ничего хорошего я не ждала.

– Ложись! – повторила фаворитка и чуть ли не силой заставила уткнуться в мятую подушку.

– Вот сюда войдет господин, – ее палец проник туда, где не так давно властвовал язык, – и ты сумеешь, наконец, стать достойной его ложа.

– Нет!

Дернувшись, попыталась встать, но Зулейка оказалась сильнее. Навалившись всем телом, она ввинтила палец глубже, приговаривая:

– Ты еще благодарить станешь, дурочка! Сама бы давно догадалась и господину предложила. Сейчас мы все хорошо подготовим, негоже, чтобы господин испытал неудобство.

Я ощущала себя совершенно беспомощной, растоптанной и раздавленной. Меня переполнял безграничный страх. Дыхания не хватало – то ли от моих тщетных попыток избавиться от Зулейки, то ли от сознания, что сейчас произойдет. Но ведь хозяин не сможет, он не поступит так со мной!.. Или поступит? Разве насилие творилось не с его молчаливого согласия? Темнокожая наложница действовала умело; позвать на помощь не могла: простыня забилась в рот, душила. Всхлипывая, мысленно умоляла остановиться, хотя сознавала: Зулейка не станет. Казалось, насилие неминуемо, но Адриан не пожелал отведать «большого удовольствия».

– Пошла вон!

Он ухватил Зулейку за волосы и столкнул с кровати. Пузырек с маслом выскользнул из прически и разбился. Ошарашенная, Зулейка сидела на полу и не могла понять, чем прогневала господина.

– Убирайся, я сказал! – рявкнул Адриан и склонился надо мной. – Она ничего не успела сделать?

Дрожа, покачала головой и неуклюже, вздрагивая всем телом, поднялась на четвереньки. Хотя бы дышать могу. Меня била крупная дрожь. Вспомнился Храм наслаждений, как там развлекались мужчины. Им нравилось, они бы не стали останавливать Зулейку. Адриан не такой. Неужели действительно не такой или притворяется? Некоторое время ведь он не мешал Зулейке. Однако одна минута сменяла другую, а господин не выказывал желания вторично лишить меня девственности, наоборот, утешал и обещал завтра же продать темнокожую фаворитку. Немыслимо, даже невероятно! Наложница для исполнения утех, у нее нет чувств. И прежде Адриан не церемонился, так, в пределах разумного, а теперь тратил время на глупые слезы. Какая разница, что я чувствовала? Помнится, не так давно это его не волновало.