Да уж куда хуже! Денег нету, а тут хату надо перекладывать – фундамент осел, стены перекосило. Под углами каменюки лежали, а сам сруб на глине стоял.

Перешли в коровий сарай, Петька сложил русскую печь. Тут же и люльку подвесили. Дым глаза ест, дитё плачет, овцы блеют, страсть Божья!.. А ночами ходили кирпич воровать с колхозного телятника – купить негде. Мешками натаскали двести штук – хватило печь переделать, старая выгорела вся.

К зиме управились, въехали в новую хату. Если б не Таисина родня – брат-шофер, дядя-плотник, хоть в сарае зимуй. Здорово помогли, чё там!..

Петьке она теперь в глаза ширяла:

– Твои-то двоюродные где? Пить, куролесить, законы толковать: «А вот так теперь будет!.. А было – так!..» А работать – жидки… Моряки…

Старшим дочерям внушала:

– Учитесь, ды уезжайте в город! Хоть нарядитесь, а то будете как я, работой забитые, в калошах да в кухвайке всю жизнь. Ды ещё какой мужик попадётся!.. Есть такие дурные! А в городе люди по театрам ходят, на всё готовом пристроились.

* * *

Тоня родительскую ругню не переносила: начинала рыдать так, что от всхлипов сотрясалось маленькое тельце. Таисия перепугалась: «Ещё умом тронется!» Стала при ней придерживаться и Петьку приучила. Помаленьку забирала власть в семье: муж теперь с ней во всех хозяйственных делах советовался, даже в мелочах. Ругались, конечно, но на огороде или в сарае, чтобы чуткое дитё не слыхало.

Работали в колхозе на «разных» – нынче в поле, завтра на ферме, послезавтра на свинарне. Девчат отправили учиться в техникум мукомольный в райцентр, а Тоню одну оставляли, запирали в хате – детского сада не было. Летом-то ничего, а зимой? А ну как из печки уголёк вывалится?!

А Тоня играла с котом, слушала радио, пела. Ей не до родительских споров и разладов:

– Папка пришёл! Покатай на спине!

– Ды я уморился!

– Ну два кружка только…

Таисия удивляется: как такая козявка из задашного мужика верёвки вьёт?! Посадил на шею, катает, и два кружка, и три – по всей хате – откуда и силы берутся!

А Тоня кричит:

– Но! Поехали! – и рукой размахивает, вроде как у неё там кнут или сабля. – Лошадка, скачи в тридевятое царство!

После ужина отец читает вслух книжку – подготовка к школе. На лежанке размлел, глаза слипаются.

– Не так! – толкает его Тоня в бок.

– Откуда ты знаешь? Так!

– Вчера читал по-другому, я помню!

– Таисия, ды забери ты её, засыпаю…

– Скотине ещё не подавала…

А как хозяйство не держать?! Девчат на что учить? Маня просилась в институт – не пустили, не по деньгам. Хоть бы техникум закончить! Продукты все из дома, живут на съемной квартире, хозяйке надо платить. Опять же, нарядить дочек хочется – невесты! А заработок какой в колхозе?! Слёзы.

* * *

Таисия с Тоней поехали на рынок в райцентр. Петька сдал поросёнка, деньги отдал – мол, купи чё хочешь. Народу-то, народу – страсть сколько люда! А надо на 11 часов на автобус успеть – не уедешь потом, хоть пешком иди 36 километров!

Тоня просила платье и джинсы. («Петь, а чё эт такое – джинсы?» – «Ды штаны брезентовые, мода». – «А-а-а…») Обошли весь рынок, в одном месте люди душились за сапогами зимними, в другом – бельё постельное давали. Таисия в очереди не полезла, а так, купила кое-что по мелочи: Петьке брюки рабочие, себе тапки новые, лампочек электрических в запас. А Тоню нарядить не вышло – ничё ей не нравится.

Деваться некуда: взяли отрез на платье шелковый, пуговиц перламутровых, кружева на отделку. Таисия сошьёт по выкройке, выйдет лучше магазинного, ни у кого такого не будет! У Ларисы машинка налажена, выпросит.

А Тоня расстроилась, прям лица на ней нет. Мать утешала:

– Пиши Мане письмо, какие тебе тут джинсы! Чё она за мода пошла мужичья?! Пропал мир!

Маня вышла замуж за хохла, уехала в Донецк, у неё двое деток-близняшек. («Больше не води, – наказывала ей Таисия, – ещё неизвестно, как мужик к тебе относиться будет…» Как в воду глядела – чё они, хохлы, за люди?! Зашкылевал её: и то не так, и сё, и хозяйка не такая, и чистоты нету. А какая чистота? Приберёшь, а дети опять раскидали. Нравится чистота – бери и наводи.)

Таня – тут же, в области, в Хлевном на элеваторе работает, замужем за экскаваторщиком. И у ней – мальчик большенький. А мужик попался негожий – выпивши дурак дураком делается! Уже и дралась Таня с ним, и Петька разговаривал с зятем – бесполезно! Ну, если порода порченая, тут ничего не сделаешь.

– Брось ты его, – внушала Таисия. – Вырастим твоего Виталика.

– Ага! – рыдала Таня. – У всех мужья, а я – не пойми кто… Любой чё хочет скажет.

– Чёрти как оно у людей! – негодовала Таисия. – Глядишь: уже развелись! Нашим – никак нельзя. Как заговорённые!..

Да… А время как пролетело?! Давно ли Тоню в люльке качала?! Теперь и она – невеста. Дитём была, артисткой хотела стать, «репетировала» перед зеркалом. Копилку разбила с мелочью, купила игрушку в сельпо – гусли. То-то оно глупое, думало, что сами будут играть… Таисии эти гусли в погребице попались под руку, надо бы Виталику отдать на забаву.

Возле хозяйственного магазина – вёдра, тазы оцинкованные, черенки для лопат, тут же мыло сложено, порошок стиральный, одеколон. И стул с гнутой спинкой – Таисия прям как вкопанная стала, так он ей глянулся!

Подошла к продавцу:

– Стулья есть?

– Шесть штук осталось, откладывал бабе на два часа. Но чё-то не пришла.

– Беру!

– Мам, как мы их потянем? – стала дергать её за рукав Тоня.

– Ничего, они лёгкие, я вам веревочкой свяжу по три штуки, донесёте.

Поволокли покупку на автостанцию! Тоня в страшном смятении: вдруг кто из знакомых встретится?! Особенно – из ребят. Ей кажется, что это страшный позор – тащить с базара стулья. Ещё подумают, что у них стульев нет. (А и правда, у них только скамейки самодельные и табуретки.) Тоня прямо испереживалась вся, пока до дома добрались.

* * *

Из-за стульев началась генеральная уборка в хате. Даже из сундуков все тряпки вынули на дворе проветривать. Чего тут только не было! И платья крепдешиновые в оборках, и форма флотская с синим воротником-матроской, и набожники с райскими цветами («это тётя Даша подарила, она ещё в девках вышивала, а я их жалею вывешивать, пусть лежат пока»), и отрезы тюлевые, и холстина отбелённая, и даже плюшка без рукавов… А на самом дне сундука – плоский пакет, обёрнутый пожелтевшей газетой.

– Мам, что это? Можно гляну?

Не дожидаясь разрешения, Тоня стала разворачивать свёрток. Ух ты, альбом с фотокарточками! Листы плотные, картонные, с двойными отверстиями-уголками. Вот бабушка Прасковья и дедушка Иван; а вот дядя Женя с кудрявым чубом – какой смешной! А тётя Зоя и тётя Даша, модницы, «нафранчёные», в сарафанах. А это кто, с высокой прической, застенчиво глядит в сторону? Девушка в сильно приталенном платье с белым воротничком. Стоит, опершись на высокую подставку-конторку. Неужели это… мама?!