— Дмитрич, из какой-нибудь в ноль убитой машины делаете тренажёр. Вообще-то, целый учебный класс надо сделать. Хотя бы из пяти машин в каждой дивизии. Принцип дубовый. Инструктор даёт команду на движение, «Вправо на столько-то градусов», «Влево», «Назад», «Вперёд», «Полный ход» и так далее. А водитель дёргает рычаги, доводя свои навыки до полного автоматизма. Затем задания надо усложнять. Реальное вождение тоже надо устроить, но уже как экзамен. После этого обновлять навыки периодически. Пусть тренируются на скорость делать ремонт самых частых поломок, типа разорванной гусеницы. В бою такое постоянно будет. Для наводчиков тем же самым по тому же месту…

Мы проходим ещё раз туда-сюда вдоль штабного вагона.

— Застоялись мы, Дмитрий Григорич, — вздыхает Голубев.

— Прекрати! Почти вся твоя армия уже состоит из обстрелянных частей, — мой голос снова строжает. — И не должен никто отдыхать! Если нет боёв, то все бойцы и командиры должны учиться. Непрерывно. Циркуляры вам штаб для чего присылает? Для воскресного чтения? Учиться должны все и всё время, а не просто команду идти в бой ждать!

Паровоз подаёт короткий свисток, запрыгиваю на подножку.

— И всё-таки, Дмитрий Григорич, когда уже воевать начнём? Может нас надо к Минску перебросить?

— Ты простой вещи не понимаешь. Чем дольше ты стоишь, тем лучше у нас дела. Если в сентябре в бой пойдёшь, то считай, войну мы выиграли. Думаю, через недельку-полторы двинешься. И учти!

Голос усиливаю. Бронепоезд начинает движение, но пока Голубев шагом не отстаёт.

— Немцы — твои главные экзаменаторы! И как бы ты ни старался, они всё равно тебе наваляют. Вопрос только, как сильно. Или слегка потреплют или основательно кровь пустят. По результатам станешь либо полковником, либо генерал-лейтенантом.

Ну, или генерал-майором останешься, — добавляю про себя, заходя в раскалённый вагон.

23 августа, суббота, время 18:30.

КП 13-й армии, 8 километров западнее Молодечно.

Блиндаж у Никитина ещё более оборудованный и защищённый, чем раньше. Дугой, с надёжными переборками, которые не всякий снаряд повалит. И узел связи отдельно, за полсотни метров, да ещё дублированный. Одобряю.

— Ты чего такой смурной, Семёныч? — отрываюсь от стереотрубы. Никитин опускает мощный бинокль. Мой. Махнулись оптикой на время.

— Надоело отступать, Григорыч… — бурчит генерал. Его свита смотрит на него сочувственно и с опаской. Мне это нравится, только смех разбирает.

— Я тебе сколько раз объяснял, ты не отступаешь, ты выполняешь сложный и ответственный манёвр. И хорошо выполняешь. Я доволен.

Лица окружающих нас командиров, и немного у Никитина, светлеют. Мне есть от чего быть довольным. Никитин снова отступил, отдав фрицам очередные четверть километра. Но заплатили они по высшей ставке.

Никитин буквально вцепился в мою идею, что я ему как-то подал и реализовал её на ять. Когда немцы подходили на расстояние броска гранаты, их выкосили почти всех одним махом. Они же идут, хоть и неровной, но линией, а за полсотни метров до позиций заранее установили мины. Хитромудрым способом. Подрыв централизованно сразу всех электродетонатором. Сапёры реализовали мою идею с выдумкой. Мина, — использовали 120-мм миномётные, — взрывалась не сразу, а сначала подскакивала на полметра-метр вверх.

120-мм мина работает с жуткой результативностью. Двадцать пять метров — радиус полного поражения, пятьдесят метров — все ростовые цели. А тут она ещё на высоте взрывается. Десяток мин одновременно и немецкую роту, как корова языком слизнула. Ой, что после этого началось!

Спросил по ходу дела, как они так измудрились? Я-то предлагал просто снаряды вкопать, это совсем легко, техникой этого дела владеют на моём фронте почти все. Даже связисты.

Объяснили. У мины контактный взрыватель ударного действия. Ударилась о землю — сработала. Они вешают шапочку на нос мины, зацепленный проводами, верёвками, чем попало. За грунт. Главный цимес в том, что когда мина подпрыгивает, провода натягиваются, шапочка из жести давит на кончик мины и взрыватель срабатывает.

Почему мина взлетает? Да по тому же принципу, что из трубы миномёта. Только вместо ствола круглая ямка глубиной полметра. Есть и сложности. Ямку надо травой или соломой маскировать. Грунтом нельзя, мина от уплотнённого слоя земли при движении вверх тоже может сработать. От прикрывающего ямку куска дощечки тоже. В принципе, не страшно. Взрыв всё равно будет, только поражающего эффекта меньше. Но три-четыре килограмма легкоусваиваемой взрывчатки в любом случае серьёзно. Не убьёт, так с ног свалит и контузией наградит.

— Сколько у вас там людей? — спросил в пространство и тут же получил ответ, что взвод. Как уже принято. Дежурный взвод вместо роты.

— Убирайте их оттуда, — так-то вмешиваться нельзя, но подам это под соусом разработки и опробывания новых тактических приёмов.

Убрали взвод технично. Рвануло несколько дымовых мин, и взвод по-быстрому сделал ноги. Пока фрицы переваривали случившийся афронт. Успели! И вот после этого началось! Обозлившиеся фрицы обрушили на позиции, уже пустые, тайфун огня. По моему настоянию, наши артиллеристы начали контрбатарейную борьбу с максимальной осторожностью. Мы уже знаем, что они по звуку выстрелов вычисляют наши артпозиции. Но при таком своём же сумасшедшем обстреле скорее оглохнут, чем что-то услышат.

Зато попёрли танки, которые фрицы с некоторых очень берегут. Тоже не проблема, прилетели противные до ужаса для фрицев чайки, фрицы подтянули мессеры, мы Миги и Яки. Фрицы прислали ещё мессеров. Веселья полные штаны для всех. Три танка остались на нейтралке, два уползли назад. Два мессера рухнули на землю, ещё два ушли со снижением, зацепили, но не смертельно. Наши потери пять самолётов, но безнадёжно в землю воткнулась одна чайка. Ещё одна чайка села поблизости, два Мига и Як упали, но лётчики сумели выпрыгнуть.

— А чего наши немецких асов на парашютах не добивают? — все словно язык проглотили, никто не отвечает.

— Григорыч… — замялся Никитин, когда я оторвался от трубы, — наши лётчики отказываются в беззащитных стрелять.

— Ух, ты! А твои зенитчики тоже в благородных графов играют? — не злюсь, просто интересуюсь, но Никитин подрывается к телефону. И начинает орать.

С удовлетворением прислушиваюсь. Оглядываю остальных.

— Тоже считаете меня подлым гадом?

Негромко галдят, что де, нет, как вы могли подумать, товарищ генерал армии… ну-ну, а глазки прячут. Ты гляди-ка! Дворян вычистили, а они снова народились. Земля у нас что ли такая? Климат для них благоприятственный? Белая кость, блядский высер!

— Дурни вы все! Немецкие лётчики это шваль и бандиты, которых надо уничтожать любыми способами. Вы знаете, что они любят охотиться за санитарными поездами и гражданским транспортом? — а в глазах-то уже недоверие. Понятно, почему. У нас-то такого нет.

— На нашем фронте такого не бывает по простой причине. Санитарные поезда мы крестами не обозначаем и всегда