Во мне всклокотало бешенство.

– Ты, конечно, можешь меня уничтожить. – Сдержанность стоила мне дополнительной муки. – Но ложное обвинение… Как ты будешь с этим жить? Как не удавишься?!

Ее ледяные глаза заискрили жестокостью.

– Я надеюсь дождаться, когда удавишься ты. Будь мужчиной. Хоть раз в жизни соверши настоящий поступок!

На следующий день она собрала Малыша и умотала к сородичам. Я отправился в зоопарк. Показаться на работе, взять брошенную машину. От греха подальше сотовый не включал: вдруг насчет МВД она не блефует?

Спустившись в метро, первым делом направился к таксофону.

Пока я доехал, Любава уже стояла у арки центрального входа. Примчалась на такси. Я за расточительность пожурил. Она проигнорировала иронию. Ее лицо было словно на похоронах очень близкого человека. Ощупывала меня глазами со скорбным немым ужасом. Мы трагически обнялись.

Я тут же спохватился: торчать здесь, на виду, довольно рискованно. Любава не спрашивала, почему. Просто выслушала, где я ее подберу. Не зная фабулы происшедшего, она нервно сочувствовала и слепо мне доверялась, готовая следовать за мной безоглядно и жертвенно. Я сбегал к лаборатории. Крадучись, точно угонщик, тронулся на своей машине. Объехал вокруг зоопарка. Подрулил к условленной точке. Она подсела, мы влились в поток, и уже в пути, поглядывая в зеркало, нет ли за нами хвоста, я подробно ей все рассказал…

– Так что про эсэмэски забудь, – подытожил я изложение. – И встречаться нельзя. Придется залечь на дно. Вдруг за мной слежка? Может и тебя зацепить. Моя жена – страшная личность, она способна на все. И думать боюсь, что она может сделать.

Любава мрачно смотрела вперед.

– Хотя, конечно, вряд ли она тебя приплетет. Подумаешь, эсэмэски… Мало ли кто с кем флиртует. Что ж теперь, всех уничтожить?..

Любава кусала губу.

– Но если тебя все же дернут… вызовут к следователю… ты любовь отрицай. Только дружба. Сможешь?

– Постараюсь, – выдавила она.

Настоящим преступником я почувствовал себя только теперь. Там-то оклеветали меня, а здесь – уже я толкал человека на ложные показания.

– Прости, что втянул.

– Ты не виноват. Я сама тебя полюбила.

– Не виноват… А если мне влепят срок?

– Буду тебя ждать.

Благодарность и нежность сомкнулись в одно и сдавили мне горло. В этом жгучем удушье я гнал через город. Любава тоже молчала. Самое главное мы друг другу сказали. Добавить тут нечего. Только зря душу травить.

Мы подъехали к дому ее мамы.

– Когда объявят дату суда, я тебе сообщу. Позвоню с таксофона. А теперь иди… Иди к подъезду и не оглядывайся…

Она сидела, окаменев.

– Ну давай, прошу тебя, выходи…

Она медленно повернула лицо. И тут из нее хлынули слезы, она бросилась мне на шею, впилась в спину ногтями и отчаянно заорала:

– Но теперь-то ты понял, что от этой женщины нужно бежать?!!

Не помню, как доехал домой. Передо мной висел трагический лик Любавы, заслонивший собой мельтешение нереального города, и прощальный ее крик, вновь и вновь заставляющий пробуждаться к реальности. Бежать. От этой женщины нужно бежать.

Дома ждала пустота. Нет, и мебель, и вещи были на привычных местах, просто, отсутствие жены с Малышом ничего не привносило к тому, что здесь давно воцарилось de facto. Я мрачно усмехнулся новой манере мыслить: мой лексикон заражен юридическим красным словцом. Ну что ж, если выносить приговоры, истина в том, что с женой у меня все кончено.

Лег на кровать. Изможденность, опустошенность. Уснуть бы, забыться. Не получалось. Мысли скреблись и полязгивали. Встал, начал бродить. Нужно чем-то себя занять, чем угодно, лишь бы только не думать.

На глаза попалась та самая книга…

Инициатива близости исходит, как правило, от самца. Зато финальную точку в романе ставит чаще всего самка. Если выполнивший любовную миссию не успеет ретироваться, самка скорпиона делает свой бросок.

Поначалу это выглядит чарующей страстью. Оплодотворенная самка проглатывает остатки сперматофора, который остался на месте только что свершившегося по взаимности.

И вдруг вонзает в разморенного любимого жало.

Почему ее страсть так жестока? Вопрос риторический. Дело сделано, и от самца больше проку нет. Самке же требуется дополнительная энергия на новую миссию: она теперь – мать, и для начала не худо бы подкрепиться.

Природа не знает морали, но утверждает целесообразность. Ее законы мудры и не зависят от наших суждений с гуманных позиций. Вот один из этих законов:

САМКА СКОРПИОНА ПОСЛЕ АКТА ЛЮБВИ СЪЕДАЕТ СВОЕГО ВОЗЛЮБЛЕННОГО.

Меня как током дернуло.

Отшвырнул книгу, откинулся навзничь. Мистическое совпадение? Черта с два мистика – реализм! Ибо что такое реализм как не осознание правды жизни!

САМКА СКОРПИОНА ПОСЛЕ АКТА ЛЮБВИ СЪЕДАЕТ СВОЕГО ВОЗЛЮБЛЕННОГО.

Суд назначили на 17 августа, понедельник.

За повестку я расписался в начале июля. Мне предстояло прожить полтора удушливых месяца в ожидании судьбоносного приговора.

Про́пасть времени мучительного одиночества. Вообще-то одиночество никогда раньше меня не томило. Во всяком случае, изначально, по натуре характера. До той поры, когда в мою жизнь не вошла Женщина. Теперь все оказалось еще хуже. В моей жизни их присутствовало целых две; причем с одной, к которой рвалось сердце, я встречаться не мог; другая же, от которой сердце шарахалось, постоянно торчала рядом. Мало того, она умудрилась меня еще нагрузить своим назойливым одиночеством в форме мстительного молчания. Вечера напролет мы лежали бок о бок, каждый читая свое.

Она читала «Туризм-Отдых». Я читал Кафку – «Процесс».

Когда читать уставал, клал книгу домиком на лицо. В полудреме, переплетаясь, витали образы. Над всеми химерами и аллюзиями этакой непреходящей богиней смерти царил верховный образ – самка скорпиона.

Однажды самка скорпиона делает бросок. Вонзает жало. Это случается, раньше или позже, закон природы. Так же, как и однажды случается, что уходит любовь. Природе плевать, она утверждает целесообразность. Многое для меня прояснилось. Насчет неразлучности. На счет женщин вообще, и моей жены в частности. Высосав самое ценное под видом любви, узаконенной браком, она последовательно меня пожирает.

Штамп в паспорте. Прописка. Квартирный вопрос, ловко решенный не в мою пользу. Деторождение, которое не было моим настоящим инстинктом, зато стало таким якорем, что и дергаться бесполезно. Моя диссертация, похеренная ради денег. Денег, которых ей всегда будет мало. Денег, толкнувших меня на путь криминала. Все это звенья одной цепи. Ее пищевой цепочки.