Пусть бы и так. Но у меня не было денег начать жизнь с Любавой. Это во-первых. А во-вторых, все безнадежно в принципе. Я больше не желал быть рабом женщины, хоть убей. Моей душе требовалась не женщина, а любовь. Только любви до гроба не бывает, я это знал наверняка, я побывал в законном браке и познал замужних, мы – выбракованный материал. Так не все ли, черт возьми, равно, с кем доживать обманутую жизнь?

Подлинный выбор – между рабством и свободой.

Моя жена… Господи, как же она права! Права неопровержимым, основным инстинктом самки! Мужик должен работать. Всегда. Вытягивая все жилы, работать, зарабатывать, безостановочно добывать как можно больше денег, денег, денег, денег! С деньгами в моей жизни мог бы появиться шанс – купить еще одну, пусть самую крохотную, но квартиру.

И значит, шанс с женой расстаться.

А без денег – пожизненная западня.

Такая вот чуть более глубокая жизненная правда.

Это дело Бедная решила отметить по-праздничному. В смысле, наше, прости господи, примирение. Съездила в дорогой супермаркет, накупила деликатесов, две бутылки вина. Семейный бюджет не страдал: все за счет фирмы.

Мне и самому хотелось с горя напиться.

Поглядывая на нее поверх рубинового бокала, я видел триумф безжалостного коварства. Губы змеились царственною улыбкой. Щеки разгорались хмельным огоньком. Говорили о суетном. О продуктах и ценах. О конце лета. О начале забот. О ребенке, которого скоро забирать в город. О дефолте, который вознес жену на престижный финансовый уровень, ибо зарплату фирма платила и платит в валюте.

Вскоре первая бутылка иссякла. Я откупорил вторую, подлил. Бедная лишь чуть пригубила, отставила свой бокал – и скользнула поближе.

– А теперь мы займемся делом.

Я поначалу не понял. Точнее, понял мгновенно, но сердце брыкалось, отказываясь покориться. Я потянулся за сигаретами. Она ласково курево отобрала. Обвилась вокруг моей шеи. Раздвинула ноги, водрузилась ко мне на колени, покачиваясь, потираясь. Одной рукой начала взъерошивать мне затылок, другую пустила рыскать в районе ширинки. Уж не знаю, какой гримасой отреагировало мое лицо, только она ухмыльнулась:

– Хочешь проблем?

Глаза полыхнули. Я словно увидел мелькание хроники еще не успевших остыть до конца событий. Мне недвусмысленно, жестко напоминали, что закон – на ее стороне. Во мне все перевернулось, вскипело в яростном несогласии, вспыхнуло ненавистью, взвилось достоинством – и как-то очень быстро поникло. Что-то во мне надломилось. Кажется, навсегда. После драки кулаками не машут. Проиграл, значит, проиграл.

Я взял откупоренную бутылку и прямо из горлышка в себя влил.

Делала она это с жаром и смаком. С горячим дыханием и влагой жадного тела. Сквозь амбре алкоголя и смрад экзотичных духов я чувствовал ее запах – агрессивный, хищный, резкий, чужой. Я вдруг осознал, как самое прекрасное и самое отвратительное может легко воплотиться в одном. Достаточно исключить взаимопроникновение душ. Она постанывала, закатив мутнеющие глаза. Знать не знаю, с кем блудила ее душа, но моя-то уж точно не с нею. Да и души-то практически не осталось. Так, истерзанность лишь одна.

– Ну вот мы и вместе. – Она откинулась с изможденностью победительницы. – Все хорошо, что, в конце концов, хорошо кончается.

– Я, в принципе, понимаю, что все хорошо. – Я судорожно вздохнул. – Но, господи, как же трудно с этим смириться…

Если уж быть до конца откровенным, я пытался еще связаться с Любавой. Как ни предательски это звучит после всех вероломных событий, мое сердце продолжало ныть по любви. Я звонил ей – она не брала трубку. Писал эсэмэски – не отвечала. Несколько раз делал крюк, заруливал на машине, глушил двигатель и подлогу сидел, гипнотизируя дверь подъезда. Меня резало натяжение незримой струны, зацепившейся где-то в груди и обвившейся вокруг горла.

А потом связь оборвалась. Однажды я это почувствовал: сквозь удушье трагического расставания прорвался первый бесслезный вздох – продых освобождения.

Я был свободен. Кощунство, но это правда. От меня больше не требовалось жить на износ. Выкраивать время, утаивать деньги, лететь на свидания, изощряться во лжи, клевать носом в обед и шалеть в полуночи от бессонницы – и думать, думать, непрерывно думать о ней, медленно приближаясь к размытой границе тихого помешательства. И вот я вырвался. Сердце замедлилось. Дыхание усмирилось. Мысли подернулись пылью. Все стало нормальным, потекло в русле размеренности. Да, конечно, жить в анабиозе довольно-таки уныло, но зато, господи, как же спокойно. Свобода, наконец-то. Свобода ни к кому не привязанности. Свобода гордого одиночества. Свобода мертвенной пустоты.

Но слушая всякий раз, как жена плотоядно во сне причмокивает, я понимал, что свободой здесь близко не пахнет.

Мелькали годы. Я жил, словно во сне. Даже не заметил, что начался XXI век. В моем доме появились компьютер, интернет, ди-ви-ди, эм-пэ-три, что-то еще – точно не помню. Все это было неважно. Душа осталась в прошлом.

Наверное, я старел: у старости глаза на затылке. Меня все больше обволакивало ватное равнодушие. Формально, впереди простиралось будущее, но я не видел в нем и проблеска интереса. Почему так случилось, что мужчина среднего возраста ничего больше не желал и не ждал? Почему настоящее стало призрачным? И почему во мне утвердилось чувство фатального проигрыша?

И однажды я понял. Я осознал это в ясный осенний день, когда открыл для себя горькую правду цифр. Статистикой-то я занимался и раньше, по диссертации. Но то были – всего-навсего скорпионы. И еще я вдруг осознал, как уживается беспечное и серьезное, и даже трагическое в одном расхожем формате.

Это открытие я сделал случайно.

Все началось с той самой популярной газеты, в которой Соломоныч публиковал кроссворды. Я задремал на лаборантском диване, прикрыв газеткой лицо. А когда проснулся и сел, она, шелестя, сползла на пол.

РАЗВАЛ ЧЕРЕЗ РАЗВРАТ. ВЫСОКИЕ ТЕХНОЛОГИИ ИСКУССТВА

Газетный заголовок смотрел на меня в упор. Завораживал. Я поднял с пола и начал читать. В статье рассказывалось о докладе шефа ЦРУ Алена Даллеса, который он сделал в 1948 году. Приводилась цитата…

Посеяв в России хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих помощников и союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, необратимого угасания его самосознания. Из литературы и искусства, например, мы постепенно вытравим их социальную сущность. Отучим художников, отобьем у них охоту заниматься изображением процессов, которые происходят в глубине народных масс. Литература, театры, кино – все будет прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем поддерживать и поднимать так называемых творцов, которые станут насаждать и вдалбливать в сознание культ секса, насилия, предательства – словом, всякую безнравственность… Честность и порядочность будут осмеиваться, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, национализм и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу – все это мы будем ловко и незаметно культивировать. И лишь немногие, очень немногие будут догадываться, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище…