— Нужно. Только впредь возле этого амулета ничего магического больше не произносить, даже мысленно! Все ясно. — Принцесса оглянулась и почувствовала, что никому и ничего не ясно. — Она открывается на любое волшебное заклинание. Только желательно прибавить: «откройся».

— Амулет-универсал! — восхитился командор. — Даже представить не мог, что такие существуют. Но погоди, ведь Ких хотел сказать: барьзам. Похоже, что он этого слова не знает, просто слышал краем уха и переврал, запоминая; но оно ведь не магическое, бальзам — это самый обыкновенный шнапс, на травках настоянный, а бар…

Он вовремя спохватился.

— Но Ких-то этого не знал, — возразила принцесса; — оно в его памяти существовало как заклинание, и этот талисман, уловив его мысли, послушно произвел свое волшебное действо. Так что нарекаем эту волшебную ракушку Ракушкой и будем использовать как… забыла слово, эта штука только у тебя на Земле водится.

— Фотоаппарат?

— Ага, тоже нечто, но без магии. Так вот, это самое я и возьму с собой завтра…

— Ну, уж нет. — В голосе супруга зазвучали диктаторские интонации. — С одной-то женой я как-нибудь справлюсь. Никаких «завтра». Лететь моя очередь, а то ты там якшаешься со всякими привидениями, подарки от них принимаешь, информацию инфернальную из них доишь. Пойми, это может оказаться ловушкой: сюрпризы, игрушки, а когда бдительность притупится…

— Довольно, — оборвала его мона Сэниа мягко, но решительно. — Если бы я выросла на твоей Земле, то для меня нормально было бы прыгать через веревочку. Но я принцесса Джаспера, и для меня естественно летать с одной планеты на другую, в нужный момент ускользая от грозящей опасности. Если ты расспросишь мою дружину о том, с чем я играла до встречи с тобой, скитаясь по всем землям Костлявого Кентавра, когда дальнейшая жизнь казалась мне бессмысленной, а возвращение на Джаспер — ненужным…

— Вот именно, — подхватил Юрг. — До. Но теперь у тебя есть Ю-ю, и вряд ли ты захочешь, чтобы он, как я, вырос сиротой.

Мона Сэниа вздохнула: аргумент был непробиваемый.

— Бросим жребий, — предложила она единственный компромисс, который пришел ей в голову. — Где тут у меня тихрианская монетка?

На Игуане ей сегодня везло меньше, чем на Свахе: очередной полет по жребию достался командору.

Но и ему не улыбнулась лукавая удача, когда на следующий день он в сопровождении Флейжа и Пыметсу отправился к развалинам Трех Часовщиков: поиски не дали ровным счетом ничего, а самолюбивое раздражение заглушило внутренний голос, настоятельно рекомендовавший ему еще раз посоветоваться с женой. Славные дружинники, как ни прививай им инициативу, ничего подсказать не могли и только путались у него под ногами: Флейж — беззаботно ухмыляясь, Пы — обиженно посапывая, что в последнее время вошло у него в привычку. Командор, не желая возвращаться ни с чем, ползал, чертыхаясь, по пыльным осыпям, распугивая крупнокалиберную насекомую живность на радость прожорливым туканярам, которых то и дело приходилось отпугивать световыми разрядами.

Было совершенно непонятно, как здесь может пригодиться найденный Кихом амулет.

Наконец стало ясно, что еще пара часов безрезультатных поисков приведут путешественников только к остывшему ужину. Пожалуй, еще не было случая, чтобы командор возвращался домой в более гнусном настроении.

— Бедненький ты мой звездный скиталец! — В голосе жены он, впрочем, уловил не только сострадание. — Не хочешь ли развеяться? Кони оседланы.

Знаешь, я сегодня уже намотался… — пробормотал он, выдираясь из ненавистного скафандра, без которого разгуливать по Свахе, где в любой момент можно было ожидать любой каверзы, ему не позволяла привитая еще в Академии осмотрительность космолетчика. — А где Ю-ю?

— Все на море. Навестим?

— Хорошо бы…

На море действительно было хорошо, хотя и прохладно. Паянна, подоткнув свою бессменную юбку и подложив под себя сложенную вчетверо попону, восседала на прибрежном камне, свесив в воду громадные, как и у Харра, ножищи; сам менестрель, не приближаясь к кромке прибоя, возлежал на песочке, и Фирюза безрезультатно пыталась отколупнуть у него с эфеса драгоценный яхонт — в последнее время завистливая девица стала тяготеть к оружию, наблюдая за тем, как ее молочный братец учится владеть тупым деревянным мечом. Сам Ю-ю восседал на широких плечах у Борба, косо поглядывая в воду и выбирая момент, когда будет удобно туда кувыркнуться.

В сторонке, баюкая запеленутого в расшитое одеяльце Эзериса, на бугристых корнях игольчатой ивы пристроилась Ардинька, в своей античной хламидке похожая одновременно и на наяду, и на дриаду.

— Идиллия-то какая, ну форменная Аркадия! — не удержался Юрг.

— Да, — согласилась мона Сэниа, поеживаясь в своем легком сиреневом наряде — лето еще не полностью вступило в свои права. — Такая уж идиллия, что и без всякого внутреннего голоса ясно, что обязательно что-то должно случиться…

— Плюнь три раза через левое плечо!

— А как же с этим… загрязнением водной среды?

— Ты делай, девонька, что тебе говорят, а то беду накличешь, — поддакнула Паянна.

— Вот заплыву подальше, тогда и плюну.

Она нетерпеливо сбросила платье, под которым обнаружился обольстительнейший ярко-лиловый купальник — последняя модель от Кардена, супружеский дар на Восьмое марта. Сей языческий праздник был с единодушным восторгом принят всеми джасперянами, в отличие от Дня Воина, ибо, как презрительно заявила принцесса, для каждого рыцаря существует единственный праздник — это миг победы над врагом.

Она взмыла в небо, чтобы, вообразив себя на миг легкоперым нырком, почти беззвучно кануть в вечернюю потемневшую воду. Она давно уже научилась чувствовать себя на глубине свободно и естественно, ведь это было сродни ее привычному невесомому парению под облаками. Глядя на свою повелительницу, славные дружинники — кроме, пожалуй, Эрромиорга, всецело занятого восстановлением замка — тоже повадились часами плескаться как на поверхности моря, так и среди шевелящихся куп причудливых водорослей…

Зудящий сигнал тревоги, не пугающий, но настоятельно требующий извлечь что-то из памяти, возник при этой мысли, но шаловливый шлепок пониже спины (и как это Юрг успел доплыть до нее так быстро?) заставил ее рассерженно извернуться, подобно выдре — и прямо перед собой принцесса увидала лунообразную добродушную морду, лупоглазую и вроде бы даже улыбающуюся. В сумеречной воде едва угадывалось крупное пятнистое тело, слишком неповоротливое, чтобы принадлежать хищнику; но неожиданность была столь велика, что перепуганная купальщица ракетой выметнулась из воды и очутилась рядом с супругом, который еще только-только спускал штаны, вознамерившись окунуться:

— Ой, а там кто-то крапчатый…

Мокрая и взъерошенная, она утратила всю свойственную ей царственность и напоминала сейчас перепуганную земную девчонку.