Леонард не сводил с нее глаз, в которых, вопреки ее опасениям, не читалось ни отвращения, ни ненависти, лишь глубокая задумчивость или, скорее, пытливый интерес.

– А сегодня еще и это.

– Еще и это, – со вздохом согласилась Фрэнки.

Прихватив ее пустой стакан, Леонард направился к бару.

– Теперь мне ясно, почему Джек беспокоится.

Пока он разливал кампари, Фрэнки следила за его руками.

– О чем? Что у меня опять крыша поедет? – Хмурясь, она изучала выражение его лица. – Что, даже не спросишь?

Леонард смерил ее долгим взглядом:

– О чем?

– Не сама ли я это сделала. В смысле, выбросила рукопись в канал. Да и существовала ли эта рукопись вообще.

Выдержав короткую паузу, он подошел к Фрэнки и протянул ей стакан.

– Нет, пожалуй, не буду.

Она благодарно кивнула:

– Спасибо, Леонард.

– Я не считаю тебя сумасшедшей. – Он выразительно посмотрел ей в глаза. – С какой стати тебе так себя подставлять? Ты же умная женщина.

– Спасибо, – повторила она. – Но я все не могу отделаться от мысли, что Гилли это нарочно. Я и Джек то же самое сказала, но она слушать не желает.

Леонард кивнул:

– Понимаю.

– Впрочем, какая разница? Так или иначе, роман погиб. – Она потупилась. – Его не вернешь.

– Но ты ведь один раз его написала? Значит, сможешь написать снова.

Понимая, что он всего лишь пытается ее подбодрить, Фрэнки слабо улыбнулась.

– Боюсь, не все так просто.

– Верю, тебе виднее. – Он помолчал, прежде чем продолжить: – И что ты теперь собираешься делать?

Фрэнки задумалась. Можно и правда увязаться за ними, поехать в Любляну. Проще решения не придумаешь, к тому же не придется торчать в палаццо одной. Ведь она созналась во всем, рассказала без утайки о самом ужасном поступке, какой только совершала в жизни, а ее собеседник, у которого, к слову, были все причины ее ненавидеть, и не подумал отвернуться. Леонард выслушал ее, кивал, иногда морщился, но в глазах его ни разу не отразилось ничего, кроме сострадания и жалости. Он вовсе не видел в ней того монстра, каким она сама себе представлялась после «Савоя». Фрэнки ощущала внезапную легкость, будто камень упал с души. И потому вполне могла вообразить, как пакует вещи и вместе с Джек и Леонардом переступает порог палаццо.

Но понимала, что это лишь фантазия.

Согласившись, она не только испортит им поездку, но и вконец разрушит свои отношения с Джек. Сейчас им лучше не видеться: Джек нужно время, чтобы остыть и простить ее, а Фрэнки – чтобы вернуть покой, который подарила ей Венеция.

Знать бы только как.

Она откинулась на спинку дивана.

– Если честно, Леонард, впервые в жизни понятия не имею.

– Думаю, тебе пойдет на пользу личное пространство. Возможность вдохнуть полной грудью и все такое прочее.

Личное пространство. Еще совсем недавно казалось, что пространства у нее вполне достаточно, даже слишком, нестерпимо много.

– Ты не забывай, я одна не останусь. Есть же еще загадочные соседи, – шутливо отозвалась она, рассчитывая разрядить атмосферу.

На лице Леонарда мелькнуло беспокойство.

– Что такое? – спросила Фрэнки.

– Дело в том, – начал он, – что я лично спрашивал у Марии насчет соседей. И однажды, пока вас с Джек не было, даже поговорил с управляющим. Пришлось смахнуть паутину со своего итальянского – выяснилось, что он вовсе не так хорош, как мне помнилось.

У Фрэнки перехватило дыхание.

– И что же?

– Он говорит, что в соседней квартире никто не живет. И уже довольно давно. Предыдущие владельцы пропали без вести во время войны, а новый хозяин сдавал ее и даже пытался продать, но покупателей не нашлось.

– Это точно?

– Совершенно точно.

Фрэнки нахмурилась.

– Значит, померещилось, – уступила она. Кто знает, возможно, свет включался из-за коротких замыканий, а шаги были всего лишь эхом, гулко бродившим по пустым комнатам палаццо. Но та тень в окне… Она невольно поежилась. – Ну, хватит об этом.

Они допили коктейли в спокойной, уютной тишине, а после разошлись по своим спальням.

Фрэнки забралась в постель, торопясь поскорее заснуть, оставить в прошлом этот день, ссору с Джек, гибель рукописи. Но все не получалось отделаться от предчувствия, что ни в том, ни в другом случае утраченного не вернуть. Плотнее закутавшись в одеяло, она приказала себе ни о чем не думать.

Ночью ей снился канал, белоснежные страницы, разбросанные по поверхности воды, чужие руки, тянущиеся к ним из глубины.

Утром лило как из ведра.

Смаргивая туман в глазах – напоминание о двух выпитых на ночь коктейлях, – Фрэнки взглянула в окно и поймала себя на мысли: дурной знак. Небо окончательно почернело, и дождь словно бы переменился, было в нем теперь что-то угрожающее. Может, из-за ливня Джек перенесет отъезд хотя бы на денек? Увы, Фрэнки слишком хорошо ее знала, чтобы надеяться, – если уж та приняла решение, никакой дождь ее не остановит. Она со вздохом выбралась из постели и натянула халат.

При виде Джек и Леонарда сомнения отпали сами собой: едут, несмотря ни на что, и совсем скоро. Оба уже собрали чемоданы и ждали, готовые ко встрече с непогодой – в непромокаемых плащах и резиновых сапогах.

– Точно не поедешь? – спросила Джек, пока Фрэнки спускалась в пиано нобиле.

Спиральная лестница под ногами вихляла и скрипела будто бы сильнее обычного. Пришлось схватиться за перила.

– В Любляну-то? – Фрэнки притворно содрогнулась. – Вот еще.

– По-моему, тебе не стоит оставаться тут одной.

Джек уже не выглядела такой разгневанной, как вчера, но все же в выражении ее лица сквозила некоторая враждебность, которую – это Фрэнки прекрасно понимала – поможет стереть лишь время.

– Ничего со мной не сделается, – только и сказала она, зная, что нет таких слов, которые могли бы за оставшиеся минуты починить их дружбу. – Если, конечно, ты не намекаешь, чтобы я выметалась.

– Не драматизируй, я тебя умоляю, – с каменным лицом отозвалась Джек. – Я просто считаю, что это неразумно.

Фрэнки рискнула улыбнуться:

– Можно подумать, я когда-то поступала разумно. (Смеха в ответ не последовало.) Не волнуйся, у меня все будет в полном порядке.

Джек открыла было рот, чтобы возразить, но тут вмешался Леонард:

– Ладно тебе, Фрэнки у нас большая девочка. Сможет о себе позаботиться.

Его жена смерила обоих испытующим взглядом.