Поймал-Коня-Первым, видно, готовится к заключению договора, поскольку над городком реет флаг янки. Он привязан к верху самого большого типи посреди деревни. В нашем войске начинается шевеление, ряды сплетаются и расплетаются. Очень скоро пушки и «гатлинги» уже стоят на позициях. Мы едва ли в двухстах футах, и если артиллеристы выстрелят, то уж ни за что не промахнутся. Винона, Винона! Должно быть, она там, в этом чертовом шатре. Майор отдал приказы, капитаны командуют ротами, и все встают по местам. Мы видим, как индейцы ходят по лагерю, скво разводят первые утренние костры. Кое-кто встает и смотрит на нас через расселину. Они, похоже, сильно удивлены – не меньше моего. Судя по количеству викиапов и типи, в лагере человек пятьсот. От ручейка бесшумно поднимается дымка. Дальше склон идет вверх, к лесу, потом – темно-зеленые просторы леса, и за ними – нагромождение высоких черных гор с шевелюрами снега на макушках. Тишина расползается по нашему войску, и по деревне, и по лесу, и по горам. Все Божье творение в растерянности и не знает, что сказать. Вот рядом возникает Поулсон и косится на меня. Вдоль строя едет майор Нил. Он выкрикивает приказ, повторяясь перед каждой полусотней солдат. Тут из деревни выбегают человек двадцать воинов и несутся к нам. Они даже не вооружены. Просто бегут. Поймал-Коня-Первым бежит впереди. Он снял флаг с типи и теперь бежит с ним. Размахивает, будто хочет сказать какое-то слово. Майор Нил как раз дошел до нас. Вперед, солдаты, говорит он. Не оставляйте в живых ни единой души. Чтобы трава не росла. Убивайте всех. Но таких слов нет в лексиконе майора.

Тут выезжает вперед капитан Соуэлл и начинает спорить с вышестоящим офицером. Солдату невыносимо на такое смотреть. Битва – это и так тяжело, не хватало еще, чтобы командиры друг на друга орали. Все солдаты, четыре тысячи или около того, глядят на них потрясенно. Поймал-Коня-Первым добегает до края армии. Он тоже кричит, и майор кричит на капитана Соуэлла. Что отвечает капитан, мы не слышим.

Все войско будто вздрагивает от решимости. Мы видим других воинов – они бегут по деревне с ружьями. Мы видим, как женщины и дети начинают уходить из деревни задворками. Скво клубятся и гомонят. Их вопли и визг доносятся до нас. Капитану Соуэллу ничего не остается делать, как вернуться к своей роте. «Гатлинги» начинают стрелять в дальних женщин. Мы видим, как они падают – словно где-то в ином мире. Двенадцатифунтовки открывают огонь, и десяток снарядов, тоже с визгом, летит и взрывается в деревне. Теперь солдаты начинают делать, что им было велено. Если велено устроить ад, кто-то должен выполнить приказ. А не то как бы самим не умереть. Вот Поймал-Коня-Первым заколебался. Он зовет воинов обратно и сам бежит назад. Бегает он хорошо, как молодой. Ноги мощно топчут полынь. Майор поднимает «энфилд», целится и стреляет. Великий Поймал-Коня-Первым падает – его убила растерянность. Никого не оставляйте в живых, снова кричит майор. Убейте их всех. И мы несемся по склону вниз, как тот давний речной потоп.

Кто объяснит, отчего приключился этот день? Уж точно не Томас Макналти. Видно, то, что делает людей дикарями, вселилось тогда и в наших солдат. Знакомых мне с незапамятных времен – и тех, кого я знал лишь несколько дней. Несутся на деревню, как стая койотов. Воины бегут за ружьями и выскакивают из вигвамов уже вооруженные. Женщины кричат и зовут. Солдаты орут как демоны. Стреляют и стреляют. Старлинг Карлтон – в авангарде своей роты, указывает саблей на врага. Лицо красное, как рана. Он весь подобрался, тело напряжено и опасно. Он сосредоточенно танцует смертоносный танец. И повсюду – сила, мощь и ужас. Даже в сердце каждого солдата. Страх перед гибелью и страх, что выстрелишь не первым. Пуля войдет в мягкое тело. Убейте их всех. Неслыханный приказ. Я бегу со всеми и, добравшись до типи, спрыгиваю с коня. Понятия не имею, что мне делать, и пробиваюсь в середину. Молюсь душе Красавчика Джона Коула, чтобы Винона оказалась там. Если ее там нет, мне нет искупления. Я бегу меж типи и ощущаю странную легкость. Как будто у меня скорости прибавилось – я сроду так быстро не бегал. Вот я уже у пестрого вигвама вождя и влетаю внутрь. Он больше, чем кажется снаружи, и в него втекает первый холодный свет утра. Тут на мне кто-то повисает. В вигваме с десяток скво, но та, что висит на мне, – это Винона. Боже милосердный, говорю я, никуда не девайся. Нам надо отсюда выбираться. Томас, говорит она, пожалуйста, спаси меня. Я все сделаю, что могу. Я даже не смотрю на всех остальных женщин. Им я никак не помогу. Они пятятся на меня с открытыми пустыми лицами беды. Вокруг трещат выстрелы, визжат и ругаются пули. Пули пролетают вигвам насквозь. Я здесь всего две секунды или около того, а две-три скво уже упали. Это родня Виноны, и мой мозг охватывает пламя. Мне что-то сжимает горло – это любовь. Не к ним, а к ней. Мне все равно, что она не моя дочь; все, что я знаю, – это огонь в сердце.

Я выбираюсь из вигвама, прикрывая Винону своим телом. Но куда теперь – не знаю, хоть жгите меня в Божьем аду. Может, рискнуть и взобраться назад по склону. Туда, где «гатлинги». К счастью для меня, Винона все еще в армейской форме. Меня это удивляет, но сейчас я равно готов принять помощь от Бога или дьявола. В отряде ехали два мальчика-барабанщика на пони, но, кажется, ни один из них не пошел с нами вниз. Это вроде как не всамделишная атака. Но может быть, то, что Винона осталась в форме, нас спасет. Даже если флаг не спас. Бог свидетель, солдаты не любят стрелять в синюю форму. Мы уже почти выбрались из деревни. Пальба и драка в разгаре. Трупов и живых уже, пожалуй, поровну. Я не то чтобы их считаю, но вижу все, что творится вокруг, – словно у меня сотня глаз. Солдаты прорвались насквозь, рубя саблями и паля во все стороны. Ни один солдат не лежит убитым или раненым. Теперь многие уже спешились и убивают из пистолетов и саблями. Почему воины индейцев не стреляли в ответ? Может, у них пуль не осталось, черт их дери. Может, и вообще не было. Я по-черному ругаюсь про себя и молю, чтобы это была моя последняя битва. Только бы увести отсюда Винону. Вот толстяк Старлинг Карлтон – он стоит в пяти футах от нас. Капитан, говорю я, помогите нам, пожалуйста, очень вас прошу. Это дочь Джона Коула. Никакая она ему не дочь, рычит Старлинг. Старлинг, это его дочь, и я прошу тебя, иди с нами и помоги мне. Томас Макналти, ты что, не понимаешь? Теперь уже не те времена. Мы должны выполнять приказ. Нам было приказано убить всех и никого не оставлять в живых. Но это же Винона, ты же знаешь Винону. Это скво, и ничего больше. Ты что, капрал, не знаешь? Они убили миссис Нил. Они убили ее дочь. Отойди, Томас, я сейчас погашу ее жизнь. У нас приказ, и, черт подери, мы его выполним. Его тело кажется огромным, разбухшим. Он словно гадюка, готовая к броску. Потеет, будто библейский потоп с него льется. Ной, где твой ковчег? Старина Старлинг решил утопить весь мир. Я же люблю этого человека. Мы с ним вместе прошли через тысячу боен. Вот он поднимает свою гордость – блестящий «смит-вессон». К поясу у Старлинга прицеплен красавец «спенсер». Значит, его мечта сбылась. Старлинг Карлтон – ничто, и он же – весь мир. Каждая душа – Божье творение. Он поднимает сверкающий револьвер. Сейчас он выстрелит. Я вижу. Бог свидетель, я вытаскиваю саблю, как доктор выдирает занозу, и она пересекает небольшое расстояние в три фута, и половина лезвия встречается с большим лицом Старлинга и входит в него, все глубже и глубже, пока у него не выпучиваются глаза, он даже выстрелить не успел, и вот он падает, мой старый безумный друг. И я проталкиваюсь мимо него и не оглядываюсь назад, только по сторонам озираюсь безумными, как у него, глазами, чтобы увидеть, не покушается ли на Винону еще какой аспид или убийца.