Склонился над телом Халле и запел-завыл, прощупывая кости друга.

Вернувшись в город, Альрик остановился возле первой попавшейся таверны и сказал:

— Я собираюсь пить всю ночь, а ты катись куда хочешь! Чтоб до следующего вечера я твоей рожи не видел. Ты теперь хускарл! Отметь это!

Сунул мне в руку несколько серебряных монет и ввалился в таверну с криком:

— Пять кружек лучшего пива!

Я немного потоптался возле двери, плюнул и пошел к Красной площади. Там было не так людно, как в прошлые разы, но хватало и гулящих женщин, и музыкантов, и огня. Наверное, стоило вернуться к кораблю, позвать собратьев-ульверов, похвастаться шестой руной, позадирать Тулле, ведь он снова отставал, напоить хирдманов в честь моего хускарлства.

Но я не хотел.

Не хотел рассказывать, что было ночью, почему мы решили искать Рыбака и всякое такое. Не хотел видеть никого знакомого. И дико жаждал надраться. До полного забвения. Как и Альрик.

Я взял большую кружку пива и принялся пить прямо на улице.

Ярко полыхал костер посередине площади. Трещали дрова. Неподалеку визжала тальхарпа и был слышен голос скальда, который рассказывал какую-то забавную историю. То и дело оттуда доносился смех. Время от времени ко мне подходили женщины и предлагали лечь с ними за малую плату. Потому что я такой прекрасный молодой человек! Я отказывался. Сейчас мне нужна была только выпивка.

За первой кружкой пива пошла вторая, третья, но я не ощущал никакого дурмана. Даже легкой дымки.

— В Бездну! Эй, тащи сюда сразу бочонок!

— Какой именно?

— Самый большой, который я смогу поднять!

— Э, хускарл, у меня таких бочек и нет, чтоб тебе в тяжесть были. Есть на четверть тунны[14]. Пойдет?

— Давай!

Трактирщик вынес пузатую невысокую бочку[15], забрал оплату, а потом в благодарность дал пирог с зайчатиной. В круглом боку бочки торчала деревянная затычка. Я ее вытащил и начал лить пиво прямо в рот, держа бочку на весу.

Сторборгские напитки были хуже, чем в доме Херлифа, но в целом неплохи. Крепкое густое пиво с сильным хмельным запахом насыщало не хуже еды, но почему-то не давало опьянения.

Ко мне стали подходить чаще, и уже не только женщины. Подходили и карлы, старше меня на десяток зим, и хускарлы, что-то спрашивали, предлагали сесть с ними или пойти вместе в таверну. Один болван попытался меня ограбить, думая, что я уже пьян. Я раздавил ему кисть, смяв все кости.

Я пил и мрачнел с каждым глотком, так как перед глазами все еще стояло болото. Сплошное болото с десятками изрубленных твариных трупов. И оно никак не хотело уходить из головы.

Бочонок становился все легче, я уже раза четыре бегал отливать. Костер понемногу угасал, и люди расходились по домам. Трактирщик спросил, не надо ли мне чего, а потом закрыл двери. А я сидел, смотрел на красные переливающиеся угли, пил и никак не мог перестать вспоминать.

Мимо шмыгнула знакомая тень.

— Фарлей? Стой! Иди сюда!

Это и впрямь был он, рыжий бритт в клетчатых штанах! Он вздрогнул, видать, не заметил меня сперва, так как я сидел возле стены таверны, в тени.

— Господин? — неуверенно сказал бритт, оглядываясь.

— Я здесь. Иди сюда!

Вот ему я почему-то был рад. Наверное, потому что я мог ему ничего не говорить и не объяснять.

Он подошел ближе, всмотрелся в тень и, наконец, узнал меня.

— А, господин из Фискехале! Тебе чем-то помочь?

Фарлей вел себя немного не так, как прежде: не выкручивался, не подпрыгивал, не кривлялся.

— Садись, — я похлопал по земле рядом с собой. — Пиво будешь? У меня тут еще осталось.

Тряханул бочонок. Еще булькало.

— Фарлей не смеет пить вместе со славным господином. Ой, господин! Ты теперь хускарл!

— Да, потому садись и пей.

Бритт нервно оглянулся, но больше возражать не стал. Плюхнулся на землю, скрутил ноги чудным образом, попытался поднять бочонок…

— Слишком тяжелый, — усмехнулся бритт.

У меня еще осталась кружка, так что я наполнил ее из бочонка и протянул Фарлею.

— Сказать по правде, я ни разу не пил пиво с… — неуверенно сказал он.

— С нордом? А я — ни разу с бриттом. Но, думаю, пиво для всех одинаково.

Рыжий странно скривился.

— Разве что пиво…

Он выпил кружку залпом, снова оглянулся.

— Не боись. Если кому-то что-то будет не по нраву, я с ним поговорю. Лучше расскажи чего. Что нового? Как жизнь? Есть ли у тебя семья? — я протянул ему еще и пирог.

Фарлей взглянул на меня с испугом, затем встряхнулся, взял пирог, подождал, пока я снова наполню его кружку, а потом заговорил.

— Сторборг — большой город. Тут каждый день происходит много всякого. Седьмицу назад пришлый хирдман побил Скирикра, сына Вальдрика, сына Вальгарда. И хотя спор разрешили мирным путем, Скирикр не захотел больше оставаться в рунном доме, купил корабль в тридцать весел, собрал свою дружину и ушел в вольные хирдманы.

Теперь уже я смотрел на бритта удивленно. Откуда он знал, что это связано со мной? Неспроста же он начал рассказывать именно это.

— Вальдрик, отец Скирикра, сильно разозлился, так как сын увел из рунного дома самых лучших бойцов, которые чаще покупали самых дорогих тварей. А потом ему еще пришлось говорить с семьями ушедших, которые тоже были недовольны.

— Как он все успел? Семь дней всего прошло, — пробормотал я.

— Корабль в Сторборге купить несложно, было бы серебро. А в семье Вальгарда серебра много, — отозвался бритт.

— И куда пошел хёвдинг Скирикр?

— В Сторборге он взял еще несколько человек, опытных мореходов, а потом его корабль ушел вниз по реке Ум. Больше пока о нем никто ничего не слышал.

Я невольно потянулся за деньгами, выудил мелкую монету и кинул ее Фарлею.

— А еще что есть?

— Неподалеку от земель бонда Барди Долгоуса нашли тело изгоя Дагмара. Кто его убил — непонятно. Поговаривают, то могли сделать дикие бритты.

— А правда они?

Недолгий разговор с Фарлеем сделал то, с чем не справился целый бочонок пива: выбил из моей головы ненужные мысли.

— Тут всегда всё непонятное вешают на диких бриттов, — пожал плечами Рыжий. — Корова ли пропала, штаны ли потерялись, человек ли помер, — всё дикие бритты виноваты.