Фроловы вместе с Марселем отправились на частном самолёте, Лида летела с Иваном, не отходя от него ни на шаг. Благо, вопрос с загранпаспортом и всеми причитающимися разрешениями решился буквально за пару дней. Удивительно, насколько молниеносно может работать бюрократическая машина, если речь идёт не о простых смертных.

Лида, перед полётом, набрала телефон дедушки. Анатолий Макарович на время снегопадов и резкого похолодания перебрался в квартиру внучки. О новом статусе Лиды он узнал не от неё, как было бы правильно, а из новостей, трубящих из каждого угла о пропавшем без вести миллиардере.

– Узнал я твоего командировочного, – сказал тогда дедушка, позвонив Лиде. – Как тебя угораздило-то?.. Держалась бы ты подальше от таких-то людей, – вздохнул дед в трубку.

– Дедуль, я маленького жду. От Вани, – заплакала Лида.

– Ничего, ничего, – прокряхтел в трубку пенсионер. – По телевизору говорят, в правовом государстве живём, – отлично понял он волнения внучки, а как не понять? – Проживём! У меня чуток отложено на чёрный день, яйца куриные летом дачникам продаю, квартиру сдавать можно. Проживём! – для чего-то добавил.

С тех пор Лида звонила дедушке каждый день, переживала о том, как он справляется один. Анатолий Макарович бодро отчитывался, что живёт он хорошо, соседка вот заходила, по старой дружбе суп сварганила. Да и чего не жить-то – отопление, горячая вода, магазин под боком.

Вот и сейчас дедушка бодро отчитался, что сварил макароны, купил шпикачки – вкусные, пальцы проглотишь. А потом вдруг добавил:

– Бывший твой приходил.

– Олег? – опешила Лида, в душе чувствуя болезненный укол. Вопрос «связи» с Олегом так и завис в воздухе. Ефрем Иванович не поднимал его, Игнат Станиславович не появлялся, хоть и было известно наверняка, что он где-то рядом. А разговаривать с

Ваней, когда он всё ещё в тяжёлом состоянии, и каждое слово даётся ему с трудом, казалось кощунством.

– Он самый. Тебя искал. Хотел ночевать здесь остаться. Сказал, приходили к нему домой люди из охраны твоего «командировочного», спрашивали, зачем он к тебе, на ночь глядя, приходил. Прямо при жене спрашивали, той не понравилось, что мужик на сторону глядит, выставила его. Ну, и я его с лестницы спустил, чтоб неповадно было.

– А он? – просто так спросила Лида.

– К жене пошёл, – фыркнул дедушка. – Примет, куда денется. На чужом несчастье своё счастье строили, маяться всю жизнь им этим счастьем.

Лида встала рядом с Ваней, отмечая, что недолгая дорога из больницы в аэропорт даже на специально оборудованной машине далась ему с трудом. Бледнее, чем в первый раз, когда она увидела его, губы с синим оттенком, плотно сжаты.

– Ваня, больно? – шепнула она.

– Пройдёт, – почти неслышно ответил он. – Посиди рядом, – он с трудом показал на кресло у его головы.

– Конечно, – машинально она поправила одеяло, с удивлением увидев листы под ладонью Ивана. Один упал на пол изображением вверх, демонстрируя подъезд бюджетной пятиэтажки и входящего туда Олега. Руки в карманах, голова втянута в плечи. Один из многочисленных скринов видеозаписи, сделанной в день злосчастного посещения Олегом бывшей чамрочной жены.

Иван проследил за листом, протянул Лиде ещё несколько, внимательно наблюдая за её реакцией. Господи, откуда только взялись силы у измождённого человека, чтобы затопить чёртовой, сбивающей с ног аурой! Разве такое возможно? Выходит… возможно.

– У нас Швейцарии есть шале с камином. Возьми, хороший розжиг, – проговорил Ваня. – Больше никогда не скрывай, если тебя обидят. Неважно кто, – последнее добавил настолько твёрдо, что Лида на мгновение увидела перед собой того самого человека, который появился в сентябре в её квартире.

– Ты хорошо поняла меня, Лида? – жёстко проговорил Ваня.

– Хорошо, – кивнула она.

Иван подал знак сопровождающему врачу и уже через несколько минут спал крепким сном.

* Le Cinq – ресторан в центре Парижа, отмеченный тремя звёздами Мишлен.

Новый год отмечали в больничной палате клиники в Швейцарии. «Отмечали» – сильное преувеличение. Несколько дней лечения даже в самой лучшей клинике не могли сотворить чудо. Иван по-прежнему был слаб, однако, чувствовал себя заметно лучше, дольше бодрствовал, разговаривал, изредка принимал визитёров.

Его разместили в палате, больше похожей на номер в пятизвёздном отеле, лишь оборудованный зоной для пациента и персоналом в униформе, напоминающей окружающим, где они находятся. В палате с высокими окнами и видом на идеалистический пейзаж имелся даже просторный балкон с зоной отдыха. Постоянно приходили врачи, средний медицинский персонал заглядывал через определённые промежутки времени. Сиделка с деликатностью и профессионализмом помогала в решении сложностей пациента.

Всё строго по стандартам оказания помощи, задранным, на удивление Лиды, на недосягаемую высоту от того, к чему привыкла она – рядовая гражданка, посещающая районную поликлинику, или, что к счастью случалось крайне редко, лежавшая в больнице, в палате человек на семь, с измученным, от того кажущимся безразличным медицинским персоналом.

Лиде был предоставлен «номер» в одном из соседних корпусов «женского здоровья», как озвучила для неё переводчик – женщина лет пятидесяти, присутствовавшая на всех консультациях со специалистами. Иван ещё в России обеспокоился течением беременности Лиды. Слишком серьёзные потрясения последних дней могли сказаться негативно как на матери, так и на ребёнке.

Мысли, эмоции Лиды были направлены исключительно на благополучие Ивана. О своём состоянии она помнила денно и нощно, при этом чувствовала себя на удивление хорошо, если не сказать бодро. Организм мобилизовал силы, давая возможность мыслить, действовать, не поддаваться унынию и панике. И, несмотря на нежелание оставлять Ивана ни на минуту, Лида прошла обследования – крошечная жизнь под сердцем была не менее, а может и более важна, чем её отец, кто же сможет выбрать? – подтвердившие, что на данный момент мать и дитя здоровы.

Марсель несколько дней провёл в замке дедушки и бабушки. Убедившись, что жизни и здоровью сына ничего не угрожает, а происходящее под максимальным контролем, они поспешили обеспечить внуку «нормальную» жизнь. Лида видела, что Марсель хотел находиться рядом с отцом, была уверена, что короткие беседы именно сейчас, когда Иван в уязвимом положении, а Марсель может проявить черты взрослого, ответственного человека, пойдут на пользу маленькой семье отца и сына. Она говорила об этом с Мариной Ивановной, та обещала подумать, но на первые дни всё равно увезла внука в свой замок.

Надо ли говорить, что упрямый мальчишка умудрился убежать из-под опеки бабушки с дедушкой, игнорируя присутствие охраны, и примчаться в клинику утром тридцать первого декабря.

– Привет, парень, – всё, чем отреагировал Иван, увидев сына. – Бабушку предупредил?