Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грех сел, подогнул под себя ногу. Встал рывком, поднимая и бьющегося волка. В глазах аэра пламя бушевало, бросая бешено пляшущие тени на оскаленную пасть одинца. Палёным воняло всё сильнее. К запаху горящей шерсти добавилась ещё и вонь обугленного мяса. От волчьего визга хотелось уши зажать…
И всё кончилось. Действительно, в один момент. Тишина рухнула, словно камень. А серая туша обвисла в руках аэра безвольной тряпкой.
Лан сухо сглотнула.
— И кто ж у вас таким балуется? — спокойно поинтересовался Грех. Отпустил зверя, позволив ему грудой упасть на изрытый снег. Отряхнул ладонь о ладонь, словно запачкаться успел. — Духи, всю одежду же изодрал, тварь!
— Чем «таким»? — тупо переспросил Нагдар, таращась на Даймонда, как на вернувшегося Предка.
— А ты не видишь? — Натери брезгливо ткнул мыском сапога в серый мех. — Мне с перепугу тоже показалось, что волк.
— Не волк? — кажется, тут не одна Кайран плохо соображала.
— Да пёс это. Правда, конечно, здоровый. Вроде бы, таких волкодавов где-то на севере разводят…
— Ты зачем меня отпихнул? — выдавила Лан хрипло.
Вообще-то, она что-то другое хотела сказать. Или спросить? В голове — полная каша.
— Ещё меня женщины не защищали! — буркнул Грех, искоса глянув на элву.
Вышло у него это очень по-мужски, совсем-совсем по-островному. Не взгляд, а фраза удалась. Да и тон был хорош. Хотя взгляд тоже не подкачал — такой снисходительный.
Глава десятая
Если не можешь устроить праздник другим, устрой его себе
Ветки ели и падуба ещё пахли морозом и снегом. Липкая прозрачная смола слёзками выступала на срезах, склеивала пальцы. На вкус она морскую воду напоминала — солоноватая, с едва заметной горечью. Но Лан это почему-то нравилось. Поэтому она предпочитала не вытирать руки, а обгрызать слегка подсохшую корочку. К тому же напоминать о приличиях элве некому было. Мильена занималась гораздо более полезным, а, главное, интересным делом. Герронтийка хозяйку костерила.
— И как такое в голову-то пришло? Мужика за спину себе задвигать! Ты кем себя возомнила? Хотя, это я чего не понимаю или не заметила? Нет, скажи, а мне-то каково? Прислуживаешь вот так аэре, моешь её, в постель укладываешь. И тут оказывается, что это никакая и не госпожа, а самый настоящий господин. Может, мне о чести своей подумать? Набросишься же ещё, отбивайся потом…
— Ну да, о твоей недоступности просто легенды ходят, — буркнула Кайран, перевязывая венок красной лентой.
— Да не о том я говорю, — герронтийка, несмотря на свои внушительные объёмы, каким-то чудом сумела развернуться на шаткой лестнице, да ещё и угрожающе руки в бока упереть. — Ты разговор не уводи — не удастся. Бритву-то ещё не настала пора покупать, щетина не лезет?
— Ты ветки прикрепила криво.
— А аэру каково? Нет, я, конечно, всё понимаю. Но не девка же чай! Может, и не самый достойный мужик, но по всему видать, что духи его ничем не обделили и…
— Видать или проверила уже?
— Ну, давай, рявкать ещё на меня начни, рот заткни! Только правда-то от этого не изменится ни вот нисколечко, — герронтийка продемонстрировала Лан мизинец. — И правильно, что он с тобой даже словечком перемолвиться не желает. Я бы на его месте ещё и…
— Ты пока на своём месте, — Кайран хмуро посмотрела на наперсницу исподлобья. — Только, кажется, забылась немного.
— А да чтоб тебя!..
Мильена, видимо, действительно несколько забывшись, топнула ногой. И едва вниз не полетела — лестница и без того стоящая не слишком устойчиво, накренилась, поехала вбок, скрежеща перекладинами по камням. Пришлось госпоже вскакивать, подпирать её плечом, ловя служанку за подол.
— Держишься?
— Уф… — тяжко пропыхтела герронтийка, прижимая руку к пухлой, как хорошая подушка, груди, — так и шею сломать недолго!
— Вот именно. На, — Лан сунула наперснице венок, — повесь в арке.
— Сама знаю, — огрызнулась Мильена. — Только как ни крути, а кругом ты неправа.
Кайран на это ничего не ответила. Вытащила из кучи ветки, опёрлась бедром о каменный подоконник, переплетая колкие еловые лапы с гибким падубом. Глянцевые красные ягоды ложились на тёмную хвою, как бусины на бархат.
— Хоть бы извинилась, — помолчав, проворчала герронтийка.
— Перед тобой?
— Перед ним… — наперсница, кажется, хотела ещё что-то добавить. Вполне вероятно, некий эпитет, не слишком лестный для госпожи. Но в кой-то веки удержала чересчур болтливый язык за зубами. — Впрочем, так, наверное, ещё хуже выйдет.
— Вот именно, — кивнула аэра.
— И что? Так вот и оставишь? Мол, я вот вся такая и растакая: и сама всё решу, всех защитю, врагов порешу, мужиков за пояс заткну — никто госпоже не указка!
— Нет такого слова — «защитю».
— Духи! Да мне едино, есть оно или нет. Ты вот есть!
— Не топай, свалишься.
— А, да ну тебя… — махнула на элву Мильена, пятясь задом, слезая с лестницы. — Давай уж, коли решила мужиком быть, так хоть для пользы дела. А то опять слуг звать — не дождёшься. Двигай вон лестницу к простенку. Я там сейчас падуба повешу, а посерёдке омелу, как над камином. Как раз красиво будет.
Кайран, не противореча, поднапряглась, но сдвинула стремянку, куда ей велено было. Потрясала, проверяя, надёжно ли стоит. И снова пристроилась на подоконнике с венком.
Конечно, наперсницу и осадить стоило — слишком уж разболталась. Но толку её осаживать? Можно подумать, от этого правда изменится. Сама же себе всё это десяток раз успела сказать. Да ещё полночи просидела, разглядывая собственную физиономию в зеркале. И пытаясь понять, что же не так? Когда успела свернуть, а, главное, куда? Ведь вроде делала только то, что требовалось. И решения принимала правильные. Подчас и вовсе единственно возможные. С чего ж коряво-то так пошло? Как всё исправить? И… А надо ли что-то исправлять?
— Нет, не собираюсь я так оставлять, — негромко призналась венку Лан.
— Представляю, что ты нарешала! — фыркнула Мильена. — Даже и не уверена, хочу ли это знать.
— А придётся, — Кайран положила ветки на подоконник, скрестила руки на груди, мрачно уставившись в стену напротив, словно это камни виноваты были в принятом решении. — Потому как делать тебе. Разбери герронтийские платья. Найди там что-нибудь поприличнее.
Служанка ахнула, снова хватаясь за грудь. И опять чуть с лестницы не сверзилась.
— Какое изволит госпожа? — прошептала Мильена благоговейно, обеими руками вцепившись в перекладину.
Решила, видимо, что обуревающие трепетную и впечатлительную душу эмоции безопаснее выражать тоном, а не жестами.
— Сама реши. Я твоему вкусу доверяю, — а вот у
