— А как Ольга выйдет ночью из гарема, ведь там тоже есть стража, — проговорил Пентег, вникая во все тонкости этого опаснейшего дела. — Что ты на это скажешь, брат?

— Жена Бухтормы подсыплет гаремным стражникам сонного зелья в питье, — ответил Тихомил. — Затем она отопрет двери и выведет Ольгу.

— Трупы казненных должны быть в крови и обезображены, — вновь выразил сомнение Пентег. — Стража у ворот мигом насторожится при одном взгляде на Ольгу и жену Бухтормы, поскольку на них не будет следов увечий.

— Мы вымажем супругу Бухтормы и Ольгу кровью казненных узников и уложим их на тележке так, чтобы настоящие обезображенные трупы лежали на них сверху, — без всякой заминки продолжил Тихомил. — Уверен, стражники не станут сильно приглядываться к мертвецам, ведь ничего приятного в этом нету. Опять же с нами будет Бухторма, который отвлечет дозорных беседой и вином.

Пентег задумчиво потеребил себя за тяжелый небритый подбородок, всем своим видом говоря, что он сильно сомневается в успехе сей авантюры, однако готов в этом участвовать, раз уж нет иного способа вызволить Ольгу из неволи.

— Когда нам идти на это ночное дело? — спросил он.

— Завтра или послезавтра, — ответил Тихомил. — Бухторма даст мне знать.

* * *

Это сидение в кромешной темноте среди мешков, бочек и пузатых глиняных сосудов изводило Пентега, которому казалось, что время остановилось, а они с Тихомилом скорее всего угодили в ловушку, как мыши. «Почто так долго не возвращается Бухторма? — терзался мыслями Пентег. — Все ли у него ладно? Не сорвался ли его замысел в самом начале?»

Дабы отвлечься от мрачных раздумий Пентег принялся перебирать в памяти события минувшего дня. С утра Тихомил, как обычно, отправился на торжище. Там он повидался с Бухтормой, который сообщил ему, что удобный момент для побега Ольги наступит этой ночью. Сразу после вечерней молитвы, когда на всех минаретах Сарая смолкнут заунывные призывы азанчей, Пентегу и Тихомилу надлежит покинуть постоялый двор. В полночь Бухторма заступит в дозор на угловой южной башне дворца. Когда он поставит в бойницы башни два зажженных светильника, это станет сигналом для Пентега и Тихомила. Они должны подбежать к башне и дважды ухнуть филином, тогда Бухторма спустит им сверху веревку.

Перед тем, как съехать с постоялого двора, Тихомил и Пентег продали Гафуру своих лошадей. С вырученными деньгами они пришли к речной пристани Сарая, где стояли на приколе купеческие суда. Кое-кто из купцов, перезимовав в Сарае, готовился к дальнему плаванию. Иные из торговцев только-только прибыли в Сарай по весенней высокой воде, привезя на продажу свои товары. Потолкавшись на пристани, Пентег и Тихомил сговорились с одним костромским купцом, что тот довезет их речным путем до Нижнего Новгорода за тридцать кебекских динаров. При этом приятели известили костромского купца, которого звали Епифаном, что вместе с ними отправятся в путь двое татар, муж и жена, и русская девушка.

Епифан подозрительно оглядел Пентега и Тихомила, одетых по-татарски, но не стал вдаваться в лишние расспросы. Зимовка в Сарае принесла Епифану одни убытки, поэтому он сильно нуждался в деньгах. Епифан собирался рано утром поднять якорь, предупредив Пентега и Тихомила, чтобы те успели к рассвету закончить все свои дела в городе.

Дождавшись условленного ночного часа, Тихомил и Пентег по веревке взобрались на башню дворцовой цитадели. После чего Бухторма укрыл их в кладовом помещении возле поварни.

Обитатели ханского дворца укладывались спать, смутные отдаленные шаги и голоса постепенно стихали, теряясь за буковыми дверями в дальних покоях. Наконец, глубокая тишина воцарилась в залах и узких переходах обширных чертогов, озаренных неярким оранжевым светом масляных ламп, установленных в нишах и на бронзовых подставках в виде треножников.

Три мужские фигуры, бесшумно ступая, крались по извилистому коридору, ведущему к дворцовой тюрьме. Впереди шел Бухторма со светильником в руке, облаченный в старый рваный халат неопределенного цвета. На голове у него была круглая войлочная шапка, на ногах кожаные башмаки с загнутыми носками.

Шедшие за Бухтормой Пентег и Тихомил не имели при себе ничего кроме оружия. На поясе у литовца висела сабля, в правой руке он сжимал кинжал. За кушаком у Тихомила торчал небольшой топорик, сбоку у него была пристегнута половецкая сабля в ножнах, из-за голенища сапога торчала рукоять ножа.

Бухторма первым спустился в темницу, куда вели каменные ступеньки, покрытые пятнами крови, давно засохшими и еще совсем свежими. Застенок находился возле одного из внутренних двориков, на котором в дневное время ханские нукеры обычно упражнялись в стрельбе из луков и в поединках на саблях. В обязанность Бухтормы также входило прибираться в дворцовом узилище, смывать кровь со стен и ступеней.

Ханские палачи открыли тяжелую дверь, услышав условный стук Бухтормы. Они уже поджидали его, как всегда, рассчитывая на его помощь при погрузке замученных узников на двухколесную арбу. Ханские костоломы не успели ни вскрикнуть, ни даже испугаться, когда из-за спины Бухтормы стремительно выскочили два дюжих молодца в татарских халатах и шапках. Раздались предсмертные хрипы, и два палача свалились на каменный пол с переломанными шеями.

— Ну и уроды! — с омерзением в голосе обронил Пентег, разглядывая убитых тюремщиков в свете масляных светильников.

— Матерь Божья! — с не меньшим изумлением и отвращением проговорил Тихомил, возвышаясь над поверженными истязателями.

У одного из умерщвленных палачей не было носа и был выколот правый глаз, у другого на спине был большой горб.

— Ты почто не сказал нам, что палачи ханские такие уроды! — сердито зашипел на Бухторму Пентег. — Как мы пройдем мимо воротной стражи, ведь горбатых среди нас нет и одноглазых тоже!

— Горб недолго соорудить из разного тряпья, — огрызнулся Бухторма, — а здоровый глаз можно спрятать под повязкой. Иной возможности для спасения вашей княжны все едино нету!

Поминая сквозь зубы чертей и сатану, Пентег и Тихомил выволокли из темницы обезображенные тела троих казненных мужчин и уложили их на арбу. Потом они принялись переодеваться в одежду убитых палачей, а Бухторма тем временем поспешил в восточное дворцовое крыло, где находился гарем.

Очень скоро Бухторма вернулся обратно, приведя с собой троих молодых женщин закутанных в длинные темные покрывала. Одна из этих женщин, сбросив с головы тонкую накидку, со слезами кинулась обнимать и целовать Пентега и Тихомила. Это была княжна Ольга, облаченная в татарский наряд, с волосами, уложенными на восточный манер.

Взглянув на двух других женщин, Тихомил узнал в одной из них Дурджахан-хатун, супругу Бухтормы. Круглолицая темноглазая красавица, с тонкой талией и широкими бедрами, скромно стоявшая в сторонке, была неизвестна Тихомилу.

— А это кто? — обратился к Бухторме Тихомил, кивнув ему на незнакомую красавицу.

— Это Гель-Эндам, любимая наложница Мухаммеда-Булака, — ответил Бухторма. — Она тоже горит желанием вырваться отсель на свободу.