Я соображал до обидного медленно. Я как раз приходил к заключению, что, если немедленно не начну действовать, вероятнее всего, потом мне просто не представится такая возможность, потому что меня уже не будет в живых. Тони Брайдон, находившийся ближе всех к орудию, подскочил к нему, голыми руками освободил пружину, выхватил горящий магазин и выбросил его за борт. Из диска уже начали вылетать пули, но, к счастью, ни одна из них его не задела, он отделался только обожженными руками. В тот момент ему никто ничего не сказал, но все присутствовавшие на мостике понимали, что, среагируй он на секунду или две позже, скорее всего, для него уже все бы кончилось, как и для большинства из нас.

Но даже когда мы, наконец, оторвались от судна КТ и береговых батарей и получили возможность наблюдать за сражением, завязавшимся между этими двумя сторонами и подоспевшим к месту событий конвоем, наши неприятности еще не закончились.

Мы знали, что было несколько попаданий, и я быстро огляделся, чтобы удостовериться, не поступает ли в корпус корабля вода. Похоже, серьезных пробоин не было. Вскоре Ласту удалось запустить двигатели левого борта, и мы на скорости 12 узлов направились в Бастию.

На причале, как обычно, нас встречало много народу, и мы сразу же направились к друзьям, чтобы обменяться первыми впечатлениями о ночных приключениях.

Через три минуты на верхнюю палубу выскочил перепуганный старшина-рулевой и выкрикнул:

– Извините, сэр, но мы, кажется, тонем!

Даже на первый взгляд он был абсолютно прав. Нос 658-й глубоко осел в воде, да и вся лодка находилась ниже уровня причала. Корни и я бегом вернулись на лодку и обнаружили, что уже организована цепочка матросов с ведрами. Носовые отсеки были затоплены, вода через переборки шла дальше. Заработали ручные насосы, появились добровольные помощники с ведрами. Но хотя уровень воды немного понизился, она все-таки продолжала поступать. Но где? Еще в море я сам все осмотрел. Было сухо и нигде никаких пробоин.

Неожиданно у меня появилась идея. Я приказал принести инструменты и принялся отвинчивать пластину, загораживающую доступ в форпик. Обычно туда не было доступа, и в море я не смог проверить только это помещение. Как только пластину сняли, мы увидели причину неприятностей. В форпике зияла пробоина размером больше футбольного мяча, причем как раз на ватерлинии. Заметить ее с палубы тоже было невозможно. На ходу нос корабля немного приподнимается, и сила воды, текущей мимо пробоины, не давала лодке принимать воду. Когда мы пришвартовались у причала, пробоина оказалась в воде, которая и начала беспрепятственно заливать носовые помещения.

Кого только не было среди наших добровольных помощников! Ведра с водой таскали матросы с других лодок, персонал базы. Вскоре, когда стало очевидно, что мы не утонем прямо у причала, и ситуация лишилась налета трагизма, мы стали замечать забавные сценки, на которые раньше не обращали внимания.

Артур Фрэнсис сидел, свесив ноги в загрузочный люк «пом-пома», передавал ведра, попутно комментируя действия и тех, кто находился внизу, и стоящих на палубе:

– Только что мы передали трехсотое ведро… пошла четвертая сотня… А вот Алфи Тэннер разделся до трусов. Ты там не замерзнешь, Алфи? Внизу, наверное, холодно. Эй, там, внизу, осторожнее! Идет командир! Не устройте ему душ!

Первая по-настоящему действенная помощь пришла от американцев. У них никогда не было проблем с оборудованием, и они доставили к борту 658-й большой насос – только тогда уровень воды начал быстро понижаться.

Несколько позже прибыла дополнительная помощь в виде очаровательно допотопного пожарного насоса, имевшего форму ракеты Стивенсона и выкрашенного в ярко-красный цвет. Он являлся гордостью местных пожарников.

Увидев этот раритет, Фрэнсис не смог сдержаться и во весь голос затянул песню:

Пожар внизу, пожар внизу.

Передайте мне ведро с водой, парни, внизу пожар.

Когда присоединили шланги, он крикнул стоявшему рядом французу:

– Эй, друг, у нас здесь и так хватает воды, постарайся не добавлять!

А потом он добавил, обращаясь к кому-то внизу:

– Будь начеку! Здесь подоспели лягушатники и собираются нам помогать. Надеюсь, они ничего не перепутают.

Когда общими усилиями воду откачали, прибыли два французских водолаза. С помощью изрядной дозы чистого рома их удалось без особого труда убедить наложить на пробоину временный пластырь – вероятно, жидкий аргумент оказался достаточно весомым. Так мы оказались временно избавлены от необходимости оставаться неизвестно сколько на берегу в ожидании ремонта.

Наша репутация укрепилась. Тим высоко отозвался о наших артиллеристах, а Бобби Аллан добавил:

– Артиллеристы 658-й продемонстрировали самое высокое мастерство, какое только можно ожидать от команды канонерской лодки. Молодцы, парни.

На следующий день врач базы отправил Корни в госпиталь на Мальту продолжать лечение, и мы снова остались без командира. А ровно в 11.00 наступил самый важный момент в моей жизни. Меня вызвали к коммандеру Аллану, причем в записке было сказано, что я должен прибыть как можно быстрее. Понятно, что я отправился немедленно. Когда я вошел в кабинет, коммандер Аллан встал и подошел ко мне.

– Ровер, – начал он без предисловий, – как ты смотришь на то, чтобы на время отсутствия Корни занять место командира 658-й? Он хотел, чтобы ты согласился.

Сначала я потерял дар речи, когда же вновь обрел способность издавать звуки, то смог выдавить из себя лишь нечто не слишком вразумительное:

– Да… то есть… конечно, сэр… но…

– Тогда ты временно назначен. И для начала отведешь 658-ю завтра утром на Маддалену для заделки пробоины и ремонта двигателей. Желаю удачи!

Окончательно осознал, что произошло, я уже на обратном пути на лодку. Первым делом я сообщил новость Тони, и, благослови его Господь, он вовсе не был удивлен или недоволен.

– Отлично, Ровер, – заявил он, – я помогу, если ты, конечно, не станешь жевать мои уши, как Корни делает с твоими.

Переход на Маддалену был совершенно обычным – мы делали это много раз. Но теперь я волновался, как никогда раньше, поскольку впервые ощутил тяжелый груз ответственности, являющийся неотъемлемой составной частью командования. Но я справился.

Мы располагали только двумя двигателями, и оба находились по левому борту, так что двигались мы медленно и несколько неуклюже. Когда же погода ухудшилась и на море появилась зыбь, я заволновался еще и за пластырь: выдержит ли он? Я дважды ходил в форпик проверять, не поступает ли внутрь вода. Пока там было сухо. Если мы наберем воду в открытом море, мой первый командирский рейс станет не слишком приятным.

По пути на юг нам предстояло зайти в Порто-Веккьо (юг Корсики), взять там трех старших офицеров и доставить их на Маддалену.