моего приближения они не заметили, занятые разговором. — Позвольте представиться — сестра Дайни, также можно обращаться ко мне — госпожа Таньер. Могу ли я узнать ваши имена, и в каком качестве вы находитесь в пансионе?

Быстро справившись с оторопью, обе поднялись со скамейки, на которой сидели. Темноволосая миловидная девушка коротко присела, приветствуя, как учили:

— Мое имя — Кадитта Векс, сестра, — представилась она. — Я была воспитанницей пансиона и осталась здесь воспитателем в младших девочек. Сейчас они на занятии, потому до окончания я покинула их. В этом возрасте дети послушны и прилежны, им не требуется пристального присмотра на уроке.

— Я — Анди Равис, — произнесла вторая. — Я тоже была воспитанницей пансиона, а теперь прохожу курс обучения у господина Эбира — преподавателя географии. После буду сама преподавать этот предмет.

— Как любопытно, — улыбнулась я и указала девушкам на скамейку: — Присаживайтесь. — После устроилась на противоположной скамейке и продолжила беседу: — Почему вы решили остаться в пансионе?

— Я — сирота, и мне некуда возвращаться, — ответила воспитательница Векс. — Но пансион я люблю, он заменил мне родной дом. Я была рада, когда мне разрешили остаться и работать здесь.

— Вам нравится ваша работа?

— Да, — девушка потупилась со смущенной улыбкой. — Я люблю детей, и заботиться о них мне нравится. Хочу, чтобы они не чувствовали того, что чувствовала я, когда осталась без родителей. Приют не сумел заменить мне семьи, но в пансионе к нам относились с большим теплом, и я хочу поделиться им с девочками.

— Похвально, — улыбнулась я. — Детям нужна любовь взрослых, их забота и понимание. Пусть Богиня не оставит вас своим благоволением.

— Благодарю, сестра, — улыбнулась Кадитта, и я перевела взор на ее подругу:

— А что скажете вы, госпожа Равис?

Вторая девушка, обладавшая заурядной внешностью, но с примечательным умным взором, смущаться не стала. Она даже не улыбнулась, но ответила твердо и честно:

— Мне нравится география, я хочу знать больше того, чему нас учили. Сейчас нигде, кроме пансиона, мне не найти достойного места, потому я попросила о вакансии здесь. Его сиятельство на мое прошение ответил положительно, а господин Эбир не отказал в обучении. Со временем, когда я начну получать полное жалование, хочу скопить достаточно денег, чтобы отправиться в путешествие и посмотреть своими глазами на все те чудеса, о которых пока только слышала и видела в иллюстрациях к «Географическому атласу». Но жизнь в пансионе мне нравилась и продолжает нравиться. Здесь собрались хорошие и добрые люди.

— Ваши родители живы?

— Да, сестра Дайни, — кивнула девушка. — Я побывала у них после того, как нас выпустили из пансиона, но вскоре вернулась и живу в этих стенах. У меня есть еще младший брат. На его содержание и обучение родителям денег хватает, я же стала бы обузой. А спешно выходить замуж, чтобы освободить их, я не хочу. Наука влечет меня много больше замужества. По крайней мере, пока я не осуществлю свою мечту. С тем, за кого я могла бы выйти замуж, о всяких путешествиях пришлось бы забыть. Но ее светлость герцогиня Канаторская не для того заложила новые основы воспитания, чтобы я бездарно растеряла их за штопкой носков супруга. И если Боги будут ко мне милостивы, то я встречу мужчину, которые разделяет мои взгляды.

— Думаю, такой мужчина непременно сыщется, — улыбнулась я, думая обо всех тех, кто поддерживал меня, да и о наших выпускниках, которых воспитывали уже с несколько иным укладом восприятия устоявшегося мировоззрения. — Наш мир меняется и, благодаря вам, продолжит свое движение по новому пути…

— Ах, коли бы так, — неожиданно прервала меня Анди. — К примеру, даже в этих стенах можно найти противоборство взглядам ее светлости и ее учению.

— Поясните, — попросила я.

— Анди… — начала было Кадитта, но подруга ее остановила:

— Ты слишком добра, потому предпочитаешь не замечать. Я же немало наслушалась гадостей.

— Поясните, — уже твердо потребовала я. — О ком идет речь.

Девушки переглянулись. Кадитта Векс вздохнула и отвела взор, а Анди Равис, поднявшись на ноги, склонила голову:

— Извольте, сестрица. Я живу в пансионе со дня его открытия, и всегда здесь царила добрая атмосфера. Мы чувствовали себя семьей, не побоюсь этого утверждения. Воспитатели отдавали нам душу, преподаватели делились знаниями. Конечно, каждая девочка имеет свой склад характера, и стремления у нас разные, потому буду говорить только за себя. Мне всегда нравилось учиться. Когда я вошла в классную комнату, для меня будто открыли новый мир. Писать и считать до ста я уже умела, но, благодаря ее светлости и его сиятельству, я оказалась подле щедрого источника. Я утоляла свою жажду, но она становилась лишь больше, и я пила и пила. Я и сейчас продолжаю черпать полными пригоршнями. Но год назад в пансионе появилась женщина, которая пытается бить меня по рукам. Более того, она мешает и воспитанницам, которым должна прививать иные ценности. Однако у меня ощущение, в что нашу прекрасную обитель явился враг, покрытый паутиной и плесенью. Всё, к чему прикасается эта женщина, начинает также плесневеть. Девочки, к которым она приставлена, стали учиться много хуже. А недавно я и вовсе услышала возмутительное — имя нашей дорогой покровительницы были произнесено с уничижительным смыслом. И кем?! Воспитанницей негодной женщины! Светлую память герцогини, которую мы почитаем за свою вторую матушку и мудрую наставницу, посмели осквернить мерзкими намеками и уверением, что наше воспитание — блажь, простите, куртизанки.

Я внимательно слушала праведное возмущение девушки и все плотней поджимала губы. То, что порочили мое имя, меня задело мало, а вот узнать о ядовитых спорах, какие распространяла новая воспитательница в душах воспитанниц, было невероятно и отвратительно.

— Вы говорили госпоже директору? — спросила я.

— Разумеется, говорила, — ответила Анди. — Но наша дорогая госпожа директор чересчур добра и терпелива. Она уверяла меня, что негодная женщина вскоре поймет, как ошибалась. Однако я вижу, что понимания нет, и не будет, но вреда становится всё больше.

— Почему не написали его сиятельству? — строго спросила я.

Девушка вдруг растерялась и развела руками:

— Как же можно, минуя директрису?..

Поднявшись на ноги, я улыбнулась:

— Я вас услышала, госпожа Равис. Благодарю, что поделились. Можете не волноваться, уничтожения заложенных устоев не случится. И в следующий раз не опасайтесь говорить графу, его сиятельство не оставит без внимания вашего сообщения. Милости Богов, дамы.

Я шла к зданию пансиона, кипя от негодования. Невообразимо! Как дядюшка смог проглядеть противника и позволить ей отравлять воздух моего детища тлетворным дыханием?! Злость моя распалялась всё сильней. Да что там! Это была поистине слепящая ярость!