Хотя Бисмарк и чихвостил своих коллег, дипломатическая служба ему нравилась, и он с нетерпением ожидал официального утверждения в должности. Оно пришло в середине августа 1851 года. Бисмарк дождался формального назначения, но министерство почему-то уменьшило его жалованье на три тысячи талеров и не выделило денег для обустройства резиденции. Он решил, что и восемнадцати тысяч талеров вполне достаточно для «достойного и элегантного» образа жизни, но ему надо было найти пристанище для семьи. Он непременно должен был иметь дом с большими комнатами и садом. В начале сентября такой дом нашелся – в тысяче двухстах футах от городских ворот, с садом, и стоил он 4500 рейхсталеров, для Франкфурта очень дешево. В письме Иоганне 9 сентября Бисмарк ворчал: «Меня раздражает его превосходительство посланник баварского короля, заглядывающий мне через плечо, когда я пишу»17. Дело в том, что у Бисмарка вошло в привычку сочинять личные письма во время скучных речей на сессиях. И ему, конечно, приходилось много работать. С деланым изумлением он сообщал Бернхарду:

...

Бисмарк не забывал и о других делах. Он регулярно ездил в Берлин на заседания нижней палаты парламента. Его неуемные амбиции находили выход в письмах о проблемах Пруссии, которыми он забросал генерала Леопольда фон Герлаха, зная о его ежедневных беседах с королем за чашкой кофе с пирожными. Эти дружеские встречи с королем делали генерал-адъютанта Леопольда фон Герлаха самой влиятельной фигурой в государстве. Непосредственным начальником Бисмарка был премьер-министр и министр иностранных дел барон Отто Теодор фон Мантейфель (1805–1882), сухой и необщительный ретроград, но сведущий и компетентный государственный служащий. Мантейфель сменил на этом посту генерала, графа Бранденбурга, внезапно умершего 6 ноября 1850 года в разгар конфликта с Австрией. Он мужественно справился с «позором Ольмюца» и проявил здравомыслие, согласившись под нажимом камарильи назначить Бисмарка послом при обновленном союзе. Исполняя дипломатические обязанности, Бисмарк вел переписку с Берлином в обход своего непосредственного шефа, и такое откровенное непослушание, похоже, нисколько не смущало министра. Эта игра с двумя колодами карт в руках вошла в систему, о чем, к примеру, свидетельствует письмо Бисмарка Леопольду фон Герлаху от 25 февраля 1853 года. Мантейфель потребовал от Бисмарка представлять доклады миссии первого и пятнадцатого числа каждого месяца. Мантейфель не зря прославился как знаток бухгалтерии. Бисмарк повиновался, но сначала отправлял отчеты фон Герлаху:

...

Откровенно лживое заявление Бисмарка, будто он своим поступком не «оставляет в дураках» Мантейфеля, похоже, нисколько не насторожило генерала. Этот набожный, истинный, «заново родившийся» христианин, генерал Леопольд фон Герлах согласился соучаствовать в непорядочности, поскольку камарилью устраивала крапленая христианская мораль. Герлах предпочел не заметить того, что Бисмарк манкировал своим дипломатическим долгом и предал Отто фон Мантейфеля, назначившего его посланником. Приняв условия игры, предложенные Бисмарком, генерал доказал, что камарилья научила его поступаться этическими принципами.

В феврале 1852 года Бисмарк в письме Леопольду фон Герлаху назвал себя его «приемным дитем в дипломатии»20. И это письмо, и десятки других аналогичных посланий Бисмарка своему «дорогому патрону и другу» Иоганнес Вилльмс назвал «словесными фиглями-миглями, демонстрирующими, какими ужимками и прыжками формировалось политическое могущество Бисмарка»21. Я вижу в этих скетчах усердного ученика, старающегося показать своему наставнику, как блистательно он понимает реалии, разбирается в людях, ситуациях и конфликтах. Мало того, он хочет, чтобы о его идеях, способностях и деловитости через «дорогого патрона и друга» знал и король.

С двумя серьезными угрозами Бисмарк столкнулся в начале своей службы во Франкфурте. Первую угрозу представляла группировка противников Мантейфеля и Герлаха, состоявшая из дипломатов и недипломатов. Бисмарк писал об этих людях в мемуарах:

...

Надо сказать, Роберт фон дер Гольц всегда считал, что он должен был стать министром иностранных дел, и не терпел Бисмарка. Гольштейн в своих «Memoirs» красочно описал эпизод, иллюстрирующий их соперничество:

...

Вторую угрозу Бисмарк создал себе сам. В марте 1852 года он ввязался в дуэль. История вышла презанятная. В самом начале службы посланником на одном из заседаний узкого совета председатель граф Тун задымил сигарой. По негласной традиции курить во время заседаний имел право только австрийский посланник, как президент союзного совета. Бисмарк, желая продемонстрировать равенство Пруссии, тоже затянулся сигарой. Бисмарк по неосторожности рассказал об этом случае барону Георгу фон Финке (1811–1875), депутату прусской нижней палаты от Хагена в Вестфалии. Все знали горячий нрав Финке, он прославился как самый пламенный парламентский оратор, а в студенческие годы, подобно Бисмарку, был отъявленным дуэлянтом24. Финке нравилось подзуживать Бисмарка. По описанию Германа фон Петерсдорфа, «на его пухлом, мясистом лице, окруженном светло-рыжей бородой, всегда присутствовала издевательская улыбка, и вся его внешность излучала самоуверенность и вольность поведения… Битва была его стихией»25. О том, что случилось потом, Бисмарк поведал теще:

...