class="p1">15. Там, где правительство победило революцию…, оно успевало не исключительно физической силой, а тем, что „опираясь на силу“, смело становилось во главе реформ. Обращать все творчество правительства на полицейские мероприятия — признание бессилия правящей власти.[446]

16. Это начало — настойчивого, неторопливого преобразования — не в направлении радикального, но постепенного прогресса и закономерности».[447]

Под этой программой можно подписаться и сегодня. Но есть еще и загадка. После смерти Столыпина из его бумаг был изъят обширный план переустройства России. Об этом есть свидетельства старшей дочери и ее мужа. В нем были идеи дальнейшей либерализации страны. Сначала «захватить» Россию «в кулак» в ее «анархическо-хаотическом состоянии», а затем «постепенно разжимать кулак».[448]

Этот план утерян. Но в 1956 г. в Нью-Йорке появилась книга А. Зеньковского с его подробным изложением. По версии автора, план был надиктован ему Столыпиным незадолго до убийства. В нем — усиление роли правительства, реорганизация министерств, международный парламент и т. п.[449]

Дочь Столыпина восторженно встретила эту книгу. «Я счастлива, что проект моего отца о преобразовании Государственного Управления России… становится достоянием общественности… Это означает подлинное чудо».[450] Тем не менее доказательств, что план подлинный, нет. Знак вопроса останется навсегда.

Можно только гадать, что случилось бы с Россией, если бы Столыпина не убили. Да и случилось ли? Он был на грани отставки. Но нам очень нужны его идеи. Личная собственность, богатеющее население, свобода, гражданственность и сильное государство, основанные на достатке миллионов семей России — разве с этим можно спорить? Правительство как нравственная, сильная личность — разве не для нас?

Да, личность. Вот письмо жене 26 апреля 1906 г.: «Оля, бесценное мое сокровище. Вчера судьба моя решилась. Я министр внутренних дел в стране окровавленной, потрясенной, представляющей из себя шестую часть шара, и это в одну из самых трудных исторических минут, повторяющихся раз в тысячу лет. Человеческих сил тут мало, нужна глубокая вера в Бога… Господи, помоги мне. Я чувствую, что он не оставляет меня, чувствую по тому спокойствию, которое меня не покидает.

Поддержка, помощь моя будешь Ты, моя обожаемая, моя вечно дорогая. Все сокровище любви, которое Ты отдала мне, сохранило меня до 44 лет верующим в добро и людей. Ты, чистая моя, дорогая, Ты мой ангел-хранитель».[451]

Что ж, пусть вера, крепкая надежда и спокойствие не покидают и нас. И пусть у каждого из нас будет свой ангел-хранитель среди самых близких, сохраняющий в нас веру в добро и в людей в любые наши времена, ранние и поздние. И в двадцать лет, и в сорок с лишним, как у Столыпиных, и далеко за семьдесят, когда нам нужны будут все наши силы. Да будет так!

П. Клее

1917. Биться за власть. Милюков[452]

Жизнь Павла Милюкова полна фантастических скоростей. Родился в один день с Вильгельмом II (1859). Не меньше 20 тыс. страниц сочинений. За 84 года (Москва — Эксле-Бен, Франция) — два покушения реальных и два несостоявшихся, 13 языков (со счету сбиться), от турецкого до финского, не говоря уже о латыни и греческом, скрипач — большой любитель, пять раз в тюрьме по политическим делам (Кресты, Бутырка, Шпалерная), муж двух жен, к которым относился с неизменной радостью и уважением, и, самое главное, известнейший политик, историк и публицист, громкая речь которого («Измена — или глупость?») в Государственной Думе стала точкой отсчета Февральской революции 1917 г. Лидер парламентского большинства в 1916 г., который, казалось, может стать главой Временного правительства — но так и не стал, не избран, не назначен.

Казалось бы, а нам какое дело? Оставим все историкам, пусть они раскапывают, кто есть Витте, кто — Столыпин, а кто — Родзянко или Милюков. Пусть они погружаются в сотни имен и мемуаров, извлекая из них свои диссертации. А нам-то что?

Что нам? Зависть. Господин Милюков, сын архитектора, дитя помещицы, тяжелой на руку, внук неудачливого золотодобытчика, всю жизнь собирал библиотеки, одну за другой, по всем толкучкам Европы. Книжник — это жизнь, полная приключений. А еще? Лекции в Чикагском университете и Карнеги-холле, почетный докторат в Кембридже. Жизнь, забитая политическими путешествиями, на пол-Европы + Америку, полная перемен и встреч с теми, кто управляет миром. Да он и сам управлял. Жизнь, в которой — идеями и словом — он пытался всюду и везде защитить Россию, ее интересы, ее будущее, как ученый, политик и публицист. Соединить все политические силы и партии, мечтая о России свободной, спокойной, с равными правами для всех, о России конституционной, образованной, состоятельной — тоже для всех.

А что еще? Уроки, идеи, мифы? Не для обозрения, а для того, чтобы мы примерили их на самих себя? Да, конечно.

Линия времени. Историк, идеи для нас

1877 г. — начало 1900-х. Московский университет, историк, ученик Ключевского, магистр, приват-доцент. Оставил известнейшие книги: «Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого» (1892), «Очерки по истории русской культуры» (1896–1903).

«Государственное хозяйство России»? У любых реформ, у любых решений, принимаемых властями, есть своя человеческая цена. Пример — петровская модернизация, оставившая Россию с убылью населения и бюджета. Казалось бы, простая идея — оценивать то, что происходит в истории, именно с позиций российских семей, их достатка, их умножения или, напротив, сокращения — эта идея является фундаментальной, создает всем понятную канву истории.

Эта идея объединяет двух крупнейших российских историков, В. Ключевского и П. Милюкова, на все времена. Когда мы сегодня говорим «непопулярные, болезненные реформы», то забываем добавить, что таких реформ быть не должно. Любая реформа, за редким исключением хирургического вмешательства, чтобы спасти общество, должна быть ясным, понимаемым для всех механизмом роста, процветания, вести к тому, чтобы приращение сил народа чувствовалось не когда-нибудь, не как абстракция, а в короткое, обозримое время. Для таких реформ — абсолютный приоритет, именно ими должна быть наполнена жизнь такой развивающейся экономики, как Россия.

Три тома «Очерков по истории русской культуры»? Вот конспект: история пронизана закономерностями; они рождаются не только материальными/экономическими, но и духовными/психологическими факторами. Единица истории — «национальный организм», общество; у каждого из обществ — свои особенности; общества подвержены эволюции; их эволюция (ее этапы) схожа; «национальный организм» формируется окружающей средой, другими обществами, «великими личностями»; история России — синтез европейского и самобытного; крайности, уклон в ту или другую сторону неверны; европеизация русской культуры неизбежна; национальное самосознание — не выдумка, оно существует, развивается, меняется, имеет закономерности в изменениях.