Да, Лидия не верила теперь ни во что и никому. С другой стороны, ведь и ей никто не верил! Само собой, Фоминична, которая смотрела волком и слушать не хотела оправданий: кольцо-де у Лидии пропало, пропало она сама не знает куда. Не верила, кажется, и Ирина, которая вроде бы и оправдать ее хотела, сказав:

— Ну кто знает, может быть, Лидия мирячит, снобродит по ночам, сама этого не зная. Не зря же говорят про нее, что на ней ночами домовой ездит! Вот так и ко мне забрела, не ведая, что творит, — а на самом деле выставила какой-то психопаткой.

Ну и Алексей не верил, понятное дело. В свирепости взоров, бросаемых на Лидию, он мог бы посостязаться с Фоминичной!

Словом, оправданий ее никто не слушал, и в конце концов она сбежала в свою светелку и села там, поджав под себя ноги и трясясь не то от внутреннего озноба, не то от злости, не то от холода, не то от голода.

Ну что было делать?! Она-то точно знала, что не носилась с домовым по лесам-облакам, что не ходила ночью в спальню Ирины, а кольцо у нее было украдено. Кем, кем же?.. Фоминичной? Ириной? Ими обеими вместе? Отравлена ли Ирина? Или ее болезнь — притворство? Ну, допустим, она обнаружила, что опорочить Лидию перед Алексеем, выставив ее в роли лошадки для домового, не удалось, и правильно рассчитала, что путь к сердцу этого благородного, доброго человека лежит именно через его доброту. Через жалостливость! Сейчас он страшно жалеет Ирину, которая чахнет на его глазах. Но ведь он не знает того, что знает Лидия: что Ирина проживет еще много, много лет! Ее слова он мимо ушей пропустил, не поверил им. Как это доказать? Как убедить в этом Алексея? Как наверняка узнать, больна Ирина — или это притворство, притворство это — или злонамеренное отравление? На этот вопрос мог бы ответить только доктор, знаток желудочных болезней, но где же его взять? Не в Москву же за ним ехать?!

В то время как Лидия почти в истерике от злости ломала себе голову, в дверь постучали. Стук был какой-то странный — глухой, как бы исподтишка. Лидия соскочила с кровати и ринулась к двери, почти уверенная, что это Алексей явился к ней тайно, однако на пороге стоял Кеша. Он застенчиво, чуточку испуганно улыбался и держал в руках миску. Выяснилось, что колотил он в дверь ногой, оттого и вышел такой стук.

— Что это? — удивилась Лидия.

— Так ведь вы к столу не вышли, барышня, — пояснил Кеша. — Ну я и принес… негоже так-то… голодом себя морить…

Лидия посмотрела на тарелку. Там была молочная пшенная каша — какая-то очень непрезентабельная на вид. Наверное, Фоминична послала ей что похуже.

С одной стороны, есть хотелось. С другой… кто его знает, этого Кешу, какие у него замыслы. И кто ее знает, эту кашу, что в ней там может быть подсыпано и подмешано!

— Не извольте беспокоиться, — вдруг сказал Кеша. — Это не с господского стола. Это я сам из нашего котла в людской зачерпнул.

Лидия внимательно посмотрела ему в глаза. Глаза у Кеши были маленькие, глубоко посаженные, голубые, очень добрые и понимающие. Эге, да ведь и правда понимает многое, больше, чем казалось Лидии…

— Вот как? — проговорила она задумчиво. — И почему ты… почему ты…

«Почему ты мне помогаешь?» — хотела она спросить, но вместо этого выпалила неожиданно для себя самой:

— Почему ты никому не сказал, что я приходила ночью к Алексею?

— Да ведь это ваше дело с молодым барином, а я тут при чем? — пожал плечами Кеша. — Вы мне никогда не делали зла, я вам тоже плохого не сделаю.

Ну что ж, самая простая логика…

— А еще скажу, что я знаю доподлинно: вы в спальню к Ирине Михайловне не хаживали, — опять ошеломил ее Кеша.

— Откуда ты это можешь знать?! Следил за мной, что ли?

Кеша конфузливо пожал плечами, но так ухмыльнулся, что Лидия сразу поняла: конечно, следил.

— Почему?

— Да просто любопытно было, — доверчиво признался Кеша. — Про вас байки вон какие ходят, мол, с домовыми якшаетесь, а я вот сколько живу тут, в этом доме, в жизни никаких домовых, ни других чудес не видал. Ну, думаю, послежу за барышней, авось увижу… Нет, не привелось: вы к себе в комнату пошли да и не выходили оттуда до самого утра. И никаких домовых так и не появилось.

— Чудес не видал? А призраков? — быстро спросила Лидия. — Призраки появлялись? Привидение несчастной Марьи Петровны?

— Ну вы сами посудите, барышня, — степенно сказал Кеша и сделал такое движение, как будто хотел развести руками, однако руки у него были заняты миской и развести ими не удалось. Тогда он сунул миску на сундук, стоящий близко к порогу, и наконец-то довершил начатое движение: — Вы сами посудите, барышня, как же можно увидеть то, чего нет?!

— В том смысле, что призраки незримы? — уточнила Лидия, но Кеша покачал головой:

— В том смысле, что никакого призрака Марьи Петровны нет и никогда не было!

Вот это да… Лидия даже покачнулась и решила поскорей сесть снова: что-то ноги не держали.

— Да вы покушайте, барышня, силы-то без еды взять неоткуда, — сочувственно сказал Кеша. — Это, чай, призракам они без особенной надобности, а нам-то, людям живым, очень даже нужны!

Лидия машинально зачерпнула кашу ложкой, машинально проглотила, не чувствуя вкуса.

— Ну, рассказывай! — проговорила с набитым ртом. — Как не было призрака?!

— Да так, — опять развел руками Кеша. — Не было! С чего бы это Марье Петровне, покойнице, из могилы выходить, когда она туда чин чином благополучно отправилась, ни на кого обиды не тая, только на волю Господа, который определил ей столь малый срок жизни? Но ведь с Господом не поспоришь!

— Да ты толком скажи, хоронили Марью Петровну заживо с младенцем?!

— Не было такого, — твердо сказал Кеша. — Крест кладу в клятву, что не было! Григорий Андреич и впрямь был первым браком женат на девице Кувшинниковой, однако после венчания отправились молодые в свадебное путешествие в Москву, а там возьми да и приключись холера! Марья Петровна померла, а Григорий Андреич хоть и болел, но все же выкарабкался. Привез он покойницу в Затеряевку, схоронил на кладбище, но она там лежит — по всем канонам отпетая, чин чином оплаканная, нету у нее никакой причины ночами шляться!

— А подруга-злодейка? — тупо спросила Лидия.

— Не было никакой подруги!

— А отравление?!

— И отравления не было.

Вот те на… Если Кеша правду говорит — а какой резон ему врать?! — стало быть, вся эта жуткая история была нарочно придумала Фоминичной только в устрашение Ирины и Алексея. Или одного только Алексея…

— Только вы это, барышня… — пробормотал вдруг Кеша. — Никому про сие не сказывайте. Я только вам… А коли Фоминична на меня насядет, я и слова не осмелюсь сказать против нее…

— Почему? Ты ее что, боишься?!

— Да как же мне ее не бояться? — печально вздохнул Кеша. — Забоишься небось! Она как скажет что-нибудь про человека — все, как прилипло! Сами знаете: теперь только глухой не слыхал, что вы у домового за лошадку служили. А про то, что меня леший в дерево, молнией разбитое, засунул, небось и глухие знают!