и мы сидели вместе на диване и смотрели «Ловушку для родителей» по кругу. Только это могло заставить его смеяться.

— Но ему стало лучше? — спросил я. Папа Шен еще был жив, насколько я знал.

— Да. Но мама позвонила на прошлой неделе и сказала, что… рак… он…

— Вернулся.

Она кивнула, ее подбородок задел мою ключицу.

— Со всем происходящим это не казалось важной темой беседы. Я думала, что это покажется легкомысленным, ведь я и папа… у нас сложные отношения. Я даже не знаю, что чувствую насчет этого. Скулить об этом, когда Созэ рушит наш участок и ворует мои порталы, пытается убить всех в «Вороне и Молоте» — я не хотела, чтобы ты думал, что меня отвлекло нечто такое…

— Такое важное? — пробормотал я, сжимая ее талию. — То, что это личное, не значит, что это не может быть важным. Это твой папа, Линна. Даже если отношения сложные.

Она выдохнула с дрожью. Она звучала неуверенно во время тайного звонка — видимо, проверяла обстановку с мамой.

— Ты не должна нести это одна. Я не знал своих родителей, но, — мой голос дрогнул, — рак забрал у меня кое-кого очень важного.

Она моргнула, ее ресницы задели мою щеку, влага ее слез текла по моей коже. Ее пальцы сжались за моей шеей, скользнули в мои волосы, и она подтянулась.

Ее губы задели робко и с вопросом мои. А потом она поцеловала меня — по-настоящему. Нежно, печаль смешивалась с надеждой.

Она отодвинулась, ее рука дрожала от усилий держаться выше. Мои мышцы тоже ныли. Сколько еще мы сможем так держаться? Как скоро я уже не смогу держать ее, и наручники вопьются в ее деликатное запястье?

— Кит.

Я стиснул зубы.

— Кит, думаю, есть способ сбежать.

Мои глаза открылись, надежда с болью расцвела в моей груди. Я вытянул шею, чтобы видеть ее лицо. Она поймала мой взгляд, ее глаза были серьезными и решительными.

— Ты можешь нас освободить, — сказала она. — Тебе нужно исказить реальность.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

— Прости, — вяло ответил я. — Что мне нужно сделать?

— Исказить реальность? — спокойно повторила она.

Я посмотрел на наручники на наших запястьях.

— Даже если бы я знал, как искажать реальность по приказу, а я это не умею, это наручники с отрицанием.

— Отрицание блокирует особые магические способности, — она покрутила запястьем, цепочка наручников звякнула. — Наручники МП подавляют известные типы магии.

Я застыл.

— А мое искажение реальности…?

— Полностью неизвестное. Я нее нашла ни одной записи о нем. Может, это даже не Психика.

Пузырек надежды снова стал надуваться, но я замотал напряженно головой.

— Такая логика даже для меня звучит слабо, и это не отменяет факта, что я не знаю, как.

— Ты делал это уже два раза, — яростно сказала она. — И ты спас оба раза мою жизнь. Ты можешь сделать это снова.

Кровь неслась по венам — хотя она и не замирала — и приходилось управлять дыханием, пока я не ослабил сильнее уже уставшие мышцы. Я не пытался искажать реальность, кроме двух успешных случаев. Я пробовал в опасности пару раз, но не справился.

И я не изучал способность по простой причине: искажение реальности забирало мою магию, словно Сахара — воду. После последнего раза, когда я превратил крюк в якорь, я был без магии сорок восемь часов.

Но потеря магии не будет важна, если я буду мертв. Не было смысла сдерживаться.

— Ладно, — крепко сжимая Линну, я сжал пальцами другой руки цепочку наручников. — Я попробую.

Я выдохнул, закрыл глаза и представил, как металлические кольца становятся пластиком. Дешевым и хрупким пластиком, из какого были игрушки из магазина, где все было за доллар. Серый. Дешевый, с острыми краями там, где встречались две половинки. Хлипкие звенья с брешами.

Точка в моей голове, где я обычно ощущал магию, была приглушенной и темной, магия отрицания в наручниках подавлял обычное искажение. Может, Линна была права, и моя магия, искажающая реальность, не пострадала. Я не знал, как она ощущалась. Может, она еще работала.

Я наполнил разум всеми деталями пластиковых наручников, в какие хотел превратить металлические, но холодная сталь под пальцами не менялась. Да и с чего бы? Искажение реальности было магией божественного уровня. Мифики могли творить безумие, но я не знал никого, кто мог изменить предмет на молекулярном уровне силой воли.

Но если я смог превратить палочку в змею, а крюк — в якорь, должен справиться и тут. Даже с наручниками, подавляющими магию. Искажение реальности уже нарушало законы вселенной. Почему не нарушить и законы магии?

Я отогнал сомнения, сосредоточился на искажении изо всех сил. Я питал свое отчаяние мыслями о чемодане с блестящими инструментами в крови, кошмарной улыбке Каде, его жутком голосе. Я бил мозг ужасом и беспомощностью, представлял себя еще в ловушке, когда Каде вернется, представлял, что он сделает первым делом…

— Кит, — прошептала Линна.

Мои мышцы были напряжены, дыхание шумело за сжатыми зубами. Звенья из металла впивались в мою ладонь, я сжимал пальцы так, словно мог сокрушить цепочку голой рукой.

— Не работает, — слова вылетели, и я покачнулся вперед, чуть не выронил Линну. Она обвила меня рукой и ногами, висела так, а я почти обмяк. — Я не могу это сделать.

— Можешь, — ее лицо оказалось перед моим, карие глаза горели убеждением. — Ты можешь это сделать, Кит. Ты всегда недооцениваешь себя и свою силу, но ты очень силен. Ты — сильнейший мифик из всех, кого я знаю.

Я скривился.

— Но…

— Попробуй еще раз, — она отпустила меня, отодвинулась. Она сжала цепочку наручников свободной рукой, ее вес поднял мою часть наручника выше по трубе. Она висела там, руки напряглись от усилий. — Старайся, Кит!

Вдохнув, я сжал свой наручник, другая ладонь стала кулаком. В этот раз я не закрывал глаза. Я смотрел на Линну, ее упрямо сжатые челюсти, решительный блеск глаз. Ее страх отодвинулся из-за ее веры в меня. Ее веры, что я мог это сделать. Мог спасти нас.

Спасти ее.

Обжигающее желание защитить ее поднялось в груди, горело в основании черепа. После того, как ее подстрелили, Линна сказала, что я не мог защитить ее от всего. Но сейчас я мог