— Черт, — всполошился Майкл, — мне еще вон та штука потребуется!

Он указал на совершенно забытую им фотокамеру в кейсе для подводной съемки, почти полностью заваленную ворохом сброшенной одежды.

— Ну да, точно, — ответил Каллоуэй, доставая аппаратуру. — Если встретишь голых наяд, сделай для меня пару фоток.

С этими словами он плотно насадил на физиономии водолазов кислородные маски, проверил регуляторы подачи кислорода, а Дэррила хлопнул по спине. Пока Майкл влезал в ласты и прикреплял фонарик к ремню на поясе, биолог поднял защитную решетку с полыньи, а когда Майкл повернулся, его уже и след простыл. Каллоуэй похлопал по спине Майкла, одобрительно поднял вверх большие пальцы, и журналист ногами вперед отправился вслед за ученым в «кроличью нору».

Ледяной покров океана составлял в толщину футов восемь, да и просверленное буром отверстие оказалось на поверхности шире, нежели на глубине, поэтому процедура погружения отдаленно напоминала скатывание по узкому желобу. Майкл почувствовал, как ноги прошли сквозь тончайшую корочку льда, которой вода успела затянуться даже за крошечный промежуток времени после «нырка» Дэррила. Он с головой ушел под воду, подняв вокруг себя целое облако искрящихся льдинок и пузырьков воздуха; прошло несколько секунд, прежде чем вода вновь сделалась прозрачной и журналист смог что-то рассмотреть.

Майкл висел на расстоянии дюжины футов от нижнего края полыньи в мире синей воды, где нет ни границ, ни привычных на суше физических законов. В глубину можно было видеть практически до бесконечности; великолепная видимость обусловлена тем, что в водах Антарктики, особенно в это время года, полностью отсутствуют планктон и прочие микроскопические частицы, которых в избытке в других частях Мирового океана. Солнечные лучи едва пробивались сквозь толщу льда, поэтому страховочная полынья сияла ярким пятном и отчасти напоминала маяк, отбрасывающий вниз снопы света. Три фала с привязанными к ним пластиковыми флажками исчезали в невидимых глубинах.

Майкл ожидал, что его обдаст пронизывающим холодом, однако, окунувшись в воду, был приятно удивлен. В обмундировании, в котором на поверхности он изнывал от жары и сделался ужасно неповоротливым, находиться на глубине было довольно комфортно. Вода не только делала процесс передвижения более легким, но еще и охлаждала внешние слои костюма; в целом плавание в антарктических водах в гидрокостюме пока оставляло у Майкла благоприятное впечатление. Неудивительно, что Дэррил нырнул в полынью с такой поспешностью. Впрочем, Майкл подозревал, что кажущаяся сейчас легкая прохлада вскоре превратится в холод, а по прошествии часа у него и вовсе зуб на зуб не будет попадать.

Дэррил, вовсю работая ластами, уходил на глубину к интересующему его бентосному слою. Очевидно, ученый не собирался тратить впустую ни минуты имеющегося времени. Вода сама по себе была неподвижна, в ней почти полностью отсутствовали течения и приливно-отливные потоки, которые в иных морях могут незаметно отнести ныряльщика от исходной точки погружения. Майкл попал в огромное царство голубой воды; безмолвие нарушалось лишь мерным пощелкиванием кислородного регулятора.

Морское дно под тем местом, где был возведен домик для ныряльщиков, полого уходило вниз. Ложе океана несло на себе следы движения ледников, которые оставили в донном грунте огромные борозды и множество валунов. По мере погружения Майклу открывались все новые и новые формы жизни, населяющие на первый взгляд бесплодный ландшафт. В иле начали просматриваться диковинные спиральки и закорючки моллюсков, мелкие ракообразные, морские ежи и офиуры. Моллюски-блюдечки, похожие на жемчужные ожерелья, цеплялись за покрытые водорослями края камней, тогда как морские звезды — некоторые из них липли к спинам своих собратьев — медленно ползали по илистому дну в поисках пищи. Морской паук размером не меньше растопыренной ладони, увидев приближение человека, замер, опираясь на все восемь заостренных на концах лапок. Майкл плавно перевернулся в воде, навел камеру и сделал несколько снимков. Существо, казалось, совсем не имело туловища, а состояло из одной лишь головы цвета ржавчины с двумя парами глазок и шеи. Сегментированный задний отдел паука редуцировался настолько, что было почти невозможно различить, где кончается собственно брюшко и начинаются длинные лапки. Но Майкл знал, что хоботок морского паука, которым животное ощупывает осадочный слой, таит в себе смертельную опасность для попадающихся на пути губок и коралловых полипов. Паук делает укус, вводит в жертву смертоносный хоботок и уже не отпускает добычу до тех пор, пока медленно и методично, словно вампир, не высосет из нее все соки. Когда Майкл проплывал мимо, поднятая ластами волна столкнула паука с места, и тот плавно, как в замедленном кино, опрокинулся на спину. Затем возмущенно перевернулся и вновь встал на острые лапки, исполненный решимости дать отпор бесцеремонному гостю.

Дэррил держался одной рукой за камень размером с баскетбольный мяч, в другой руке сжимая сачок. Когда Майкл подплыл ближе, биолог жестом попросил отвалить камень в сторону. Майкл выпустил камеру, оставив ее безвольно покачиваться на шее, а сам обеими руками схватился за камень и качнул его сначала в одну сторону, затем в другую. Когда глыба наконец вывернулась, из-под нее, покачивая усиками и проворно шевеля многочисленными ножками, выскочила стая маленьких бокоплавов размером с ноготь; часть их попала прямиком в сачок. Дэррил замотал его ловким движением, а затем отправил пленников в прозрачный пакет с застежкой. Он одобрительно поднял большой палец вверх, насколько позволили толстые жесткие перчатки, и махнул рукой в прощальном жесте. Майкл намек понял — биолог не хотел, чтобы вокруг него создавалось лишнее движение, пока он будет собирать образцы и производить наблюдения.

Да и Майклу не хотелось, чтобы тот садился ему на шею, — его ждут собственные открытия. Проплывая над сгустком извивающихся червей длиной в ярд, облепивших обглоданные останки какого-то существа, Майкл сделал еще несколько снимков; позже он попросит Дэррила объяснить, что изображено на фото. Вокруг мало-помалу начинала сгущаться темнота. По мере удаления от поверхности воды морское дно постепенно преображалось и принимало вид обширного поля, усеянного хребтами выдавливания, что придавало ему сходство с гигантским мятым листом белой бумаги.

Вдруг сбоку в поле зрения Майкла попала чья-то тень; он повернулся и, вглядевшись сквозь стекло маски, увидел, что его разглядывают два больших перламутровых глаза, а под ними торчит щетина длинных черных усов.

Это был тюлень Уэдделла, второе в антарктических широтах млекопитающее после малого полосатика, способное погружаться на большую глубину. Майкл знал, что животное не причинит ему вреда. Когда он навел фотокамеру, тюленьи глаза закрылись защищающим роговицу третьим веком, а усы оттопырились в стороны, подобно развернутому вееру.

«Улыбочку», — мысленно попросил Майкл и несколько раз щелкнул затвором.

Тюлень, пяти или шести футов в длину, взмахнул ластами и поплыл прочь, затем приостановился, обернулся на человека, словно приглашал нового знакомого поиграть в догонялки, после чего снова сорвался с места.

«Ладно, — подумал Майкл. — Я в игре».