– Верю, верю. А дальше?

– А друг – он один. И навсегда, – сказала я Васе. И с тех пор он считает себя лучшим другом, главным человеком в моей жизни. Раньше, когда я там жила, даже ездил с работы через мою станцию метро, делал крюк, чтобы случайно встретиться… Иногда встречал, раз в два или три месяца. Радовался, как ребёнок.

– Но всё-таки… – сказал Андрей, приняв растерянный вид, – мне казалось, что я для тебя и друг тоже…

– Так и есть, – серьёзно ответила Оля, – друг, конечно. А с ним что делать… – она пожала плечами, – ну, я не знаю. Может быть, сам догадается…

Весь этот месяц Андрей, то с удивлением, то восхищаясь, открывал в Оле её собственный мир, сложившийся и цельный. И чувствовал, что ему не так и легко будет понять этот мир. Раньше, когда он видел её издалека, Оля казалась настолько реальной, что даже мысли не возникало найти её следы в интернете. Теперь Андрей, погружаясь все глубже во времени, гулял по её странице в живом журнале, где были уроки английского, впечатления о книгах, фильмах, концертах, средиземноморские путевые заметки. Были и фотографии с Ладоги, в основном нейтральные, пейзажные: лес, волны, камни на берегу. А всё остальное…

– Это, наверное, личное, – сказала Оля. – Как-то не хотелось делиться. Несколько раз пробовала и… Может быть, теперь что-то напишу. Я эту страницу завела для учеников. Начала преподавать с третьего курса, думала: будут какие-то вопросы, а меня под рукой нет, пусть заглядывают сюда. Но как-то пока не очень. Незнакомые читают, комментируют, а мои…

– Лентяи?

Оля, кивнув, продолжала:

– Хоть свои фотографии в купальнике ставь: тогда, может, соизволят заметить. Я теперь, когда знакомлюсь с учеником, сразу копирую ему на рабочий стол папку с материалом примерно на месяц. Как бы, так удобнее. А на самом деле это тест на любознательность. Хоть бы один оболтус заглянул в неё, пока меня нет!

Но, как бы она ни ворчала и ни хмурилась, Андрей понимал, что своими лентяями и лоботрясами она чаще бывает довольна. Увидел он и её учительскую фотографию: Оля, в строгих чёрных брюках и сине-голубой полосатой рубашке, с мелом в руке стояла у доски, на которой знакомым чётким почерком было написано:

Amare

amo

ami

ama

– Из-под парты щёлкнули, злодеи, – сказала Оля. – Это я уже опытная, в коротких платьях на уроки не хожу… Под фотографией был и комментарий: «А уж как я тебя aaaamo! Ты просто супер детка!» – подписанный «running girl». Судя по имени, это была подруга из тех лет, когда девчонки вместе кружили по тартановым дорожкам Зимнего стадиона.

«Спасибо, заинька! Я тебя тоже», – так выглядел Олин ответ.

«Ты мой лучик света! Скоро увидимся», – писала бегущая девушка.

И, пока, Андрей соображал, что к чему, Оля на его глазах ответила ещё раз: «Целую, мой сладкий!»

– Это что, та самая? – спросил он?

– Какая?

– Ну, которая из лагеря. Ты говорила: ходила за тобой, приглашала танцевать…

– Нет, что ты. То Дина, я уже лет пять о ней не слышала. Она столько раз уже после лагеря грозилась, что из-за меня отравится, порежет вены, прыгнет из окна, и я, хоть не верила, всё равно летела успокаивать… Чувствовала себя в ответе. Надеюсь, вообще обо мне забыла, для неё же лучше. Но я ещё раньше говорила о Насте. Помнишь, зацепилась за барьер и упала? Вот это мы с ней переписываемся. Но ты почему-то сразу подумал не в ту сторону. У вас одно на уме, да?

– Я ещё и виноват, – вздохнул он. – Вот так всегда.

– А как иначе? Разумеется, виноват. Кто же, как не ты? – сказала Оля, очень старательно хмурясь.

– Исправлюсь. Торжественно искуплю. Сделаю всё, что вы пожелаете…

Искупив вину, Андрей подумал, что и сам был бы рад никогда не встречать эту Дину, а вот Настю с удовольствием пригласил бы в гости, как и Свету, с которой познакомился на Ладоге. Света пока заехала только раз, непривычно хмурая и будничная. Ушла от мужа, сказала она, надоел. А так как жили они на съёмной квартире, то оставаться там смысла нет, и Света с сыном Никитой вернулись к её родителям.

– Ничего, какие твои годы, – сказала Оля, забралась на диван и, стоя позади на коленях, стала разминать её плечи. – Найдёшь классного парня, тебе-то вообще легко. Вот Юра Шумилов. Ведь хорош?

– Хорош, мозгами понимаю, – ответила Светлана. – И с Никитой подружился. Но он ведь уехал в Москву? Что теперь гадать… А у тебя здорово получается.

– Так чья школа. Хочешь, ложись, я займусь серьёзно.

Не всё же тебе работать, можно и мне иногда…

Света, подумав, согласилась, и они управились за час, пока Андрей играл в большой комнате. Потом уснула на диване и не слышала, как Оля, укрыв её махровой простынёй и взбив подушку, пошла встречать других гостей – трёх мушкетёров, бывших однокурсников Серёгу, Антона и Олега. Эти ребята дальше кухни не заходили, но уж её занимали плотно, основательно, на несколько часов. И, не в пример многим другим, они предупреждали о визите за день или два. Оля, знакомая с их вкусами, выставляла на стол огромную сковороду жаренной на сале картошки, банку томатной пасты, заваривала чудовищно крепкий чай, и парни уминали всё, так что Андрей только диву давался.

В самый первый раз, набив до барабанного состояния животы, мушкетёры достали мобильный телефон и принялись вручную набирать мелодию из популярного фильма про бандитов, чтобы сделать её звонком. Ничего не выходило, и тогда Андрей, попросив телефон, решил задачу за пять минут. Куда труднее было освоиться с незнакомой моделью аппарата, чем подобрать саму песенку. После этого мушкетёры глядели на него, как на гуру, сто лет проведшего в затерянном среди гор монастыре, в посте, молитве и бесконечном подборе бандитских песен.

Гуру, кстати, парням бы пригодился, не столько даже в музыке, сколько вообще. Когда-то они считали себя музыкантами, но сейчас почти уже в это не верили. Всё кому-то подражали, до сих пор не нашли себя, и ничто в жизни не обещало, что это рано или поздно произойдёт. Из универа давно вылетели; Оля, правда, заставила Антона Грека восстановиться на заочное отделение и время от времени подкидывала учеников. Серёга Бурый охранял какую-то стройку, а Олег не занимался ничем и, кажется, сильнее других был удручён тем, что музыка повернулась спиной. Или, может быть, лучше других это понимал. Или просто был талантливее.

Андрей принёс на кухню гитару и попросил ребят расслабиться, выкинуть лишние мысли, если они есть, и стать собой. «Ну-ка, спойте», – сказал он, заиграв нейтральнейшую песню из репертуара Хампердинка. У Олега оказался очень мягкий лирический тенор, что удивило всех, и больше всех – самого певца.

– Вот попробуйте так, – сказал Андрей, – вдруг получится? И ноты бы не мешало выучить.

Парни считали ноты буржуйским предрассудком, но из почтения обещали всё-таки с ними познакомиться.