Всякий раз, когда Рис прерывал Лину громким окриком, у Тома сжималось сердце. Выслушав его, она делала глубокий вдох и снова начинала петь.

По мнению Тома, Рис все-таки превратился в настоящего мерзавца. Именно это и предсказывал отец. Его брат стал человеком, способным совратить девушку, сделать ее своей наложницей, выгнать из дома жену, а потом заставить ее вернуться к нему.

Лина десять раз повторила одну и ту же музыкальную фразу. Теперь пение давалось ей не с такой легкостью, как в начале репетиции. Между ее бровями залегла складка. Лина больше не бросала лукавых взглядов на Тома. Она явно устала.

— Черт побери! — взревел Рис. — Ты слушаешь, что я тебе говорю, или нет? Загляни в ноты. Эта трель начинается с ми-бемоль, а не с соль! Я не могу день и ночь репетировать с тобой и разучивать каждую арию, нота за нотой!

Лина бросила на него сердитый взгляд, и у нее задрожали губы. Том порывался вскочить и обнять ее, но сдерживал себя. В конце концов, Лина была любовницей Риса и не нуждалась в защите Тома.

Но вот Лина, потеряв самообладание, плеснула в братьев вино из своего бокала. Повернувшись, она быстро вышла из комнаты.

— О Господи… — простонал Рис, потрясая в воздухе нотами. Он не обратил никакого внимания на красные пятна, появившиеся на его белой рубашке от вина.

Том вытер ладонью лицо, на которое тоже упали кроваво-красные брызги.

— Ты слишком грубо обходишься с Линой, — упрекнул он старшего брата. — К чему такая жестокость?

— Не вмешивайся не в свое дело! Ты ничего не понимаешь! — закричал Рис.

— Я слышу, что Лина обладает ангельским голосом, — заявил Том. — А ты постоянно кричишь на нее. Не понимаю, почему она все это терпит?

— Она вынуждена мириться с таким обращением. Ведь я готовлю ее к исполнению главной партии, — сказал Рис, бросив ноты на табурет. — У Лины великолепный голос, но ей не хватает настойчивости и воли, чтобы стать великой певицей. Если я не буду подстегивать ее, она перестанет работать над собой. Ты же видел, как она репетирует. Она даже не заглядывает в ноты. Я просто вынужден постоянно останавливать ее!

— Ты заставил ее сто раз повторить одно и то же место, — возмутился Том.

— Ей нужно было самой не спать, а как следует поработать над фразой, которая у нее не получалась, но она не желает трудиться в поте лица. — Рис вытер со лба капли вина. — Ты, вероятно, считаешь меня настоящим злодеем, Том, хотя я просто стараюсь как можно лучше выполнить свою работу.

— Но я не понимаю, зачем ты при этом грубо кричишь на Лину?

— Я обещал, что она будет исполнять ведущую партию в моей новой опере, но она не заслуживает такой чести. Лина не желает работать! Я делаю все, чтобы подстегнуть ее и заставить разучить партию. Если мне удастся заставить ее трудиться, если она не разочарует руководство оперного театра и все же с успехом споет в моей новой опере, в чем я сильно сомневаюсь, то ее ждут новые роли и ведущие партии в других спектаклях. А это значит, что я со спокойной совестью смогу сбыть ее с рук.

— О! — вырвалось у Тома.

— Ты видишь мир в черно-белых красках, — продолжал Рис, запрокинув голову на спинку дивана и глядя в потолок. — Если я кричу на Лину, значит, по-твоему, я злодей?

— А кто же ты на самом деле? — с вызовом спросил Том. — Ты всегда ощущал себя негодяем. Или тебя сделал таким отец своими наставлениями?

— Конечно! Давай теперь будем обвинять во всем отца! — раздраженно воскликнул Рис и замолчал, со скучающим видом разглядывая потолок.

Через некоторое время он повернул голову и взглянул на брата.

— Скажи честно, зачем ты приехал в Лондон? Тебе надоело быть благочестивым священником? Или ты явился в обитель порока, чтобы пощекотать себе нервы?

— Нет! — ответил Том, ужаснувшись, что Рис, возможно, отчасти прав.

Рис снова сосредоточил все свое внимание на потолке.

— Хочу, чтобы ты знал: да, Лина похожа на маленькую потаскушку, но она таковой не является, как ни странно.

— Ты мог бы не предупреждать меня. Я бы никогда в жизни не стал обращаться с ней как с потаскухой, — горячо заявил Том, вдруг вспомнив с тоской, как он крепко обнял и поцеловал Лину.

— Речь не об этом, — устало сказал Рис. — Впрочем, хватит на сегодня разговоров. Мне хотелось бы немного вздремнуть. Я собираюсь работать всю ночь.

Встав с дивана, он направился к двери.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — спросил Том. Рис остановился.

— Я был бы признателен тебе, если бы ты завтра чем-нибудь занял Лину, — бросил он через плечо. — Она постоянно пристает ко мне с просьбами вывезти ее куда-нибудь. Лине хочется, чтобы я повсюду сопровождал ее.

Когда Рис ушел, Том глубоко задумался. Он сидел на диване и рассеянно разглядывал валявшиеся у его ног листы бумаги с набросками. Он понимал, что не сможет устоять перед искушением и скоро сдастся и молитвы ему не помогут. Столкнувшись лицом к лицу с живой и чувственной женщиной, Том сейчас не мог думать о Всевышнем.

Поднявшись на второй этаж, он направился по коридору к своей спальне. Но тут дверь комнаты, в которой жила Лина, резко распахнулась. Выбежав в коридор, Лина налетела на Тома. Тот оцепенел, чувствуя, что у него перехватило дыхание. Прикосновение прекрасного благоухающего тела Лины обожгло его как огнем.

— О Господи! — воскликнула она, отпрянув от него. — Как вы меня испугали!

Том смотрел на нее с таким вожделением, что она сразу же догадалась, о чем он думает, и ее щеки порозовели.

— Лина, — с придыханием промолвил Том, не в силах совладать с собой, — если вы не хотите, чтобы я поцеловал вас, то вам лучше вернуться в комнату.

Лина провела пальчиком по его щеке.

— В таком случае… поцелуйте меня, — проворковала она. Однако остатки здравомыслия помешали Тому отважиться на этот шаг.

— Том… — прошептала Лина, призывно глядя на него. Наконец-то она назвала его по имени. Это привело Тома в восторг. Обращения «Иоанн Креститель», «преподобный», как и «мистер Холланд», вовсе не нравились ему.

Охваченный страстью, он жадно припал к губам Лины в жарком поцелуе. Пыл, с которым Лина прильнула к нему, обвив шею руками, еще больше распалил его. Теперь Том понимал, что союз женщины и мужчины является истинным блаженством на этой земле. О, с какой неистовой радостью он прижал бы к себе обнаженное тело Лины! Но Том не позволял себе даже думать об этом…

Поцелуй — это было единственное, на что он мог решиться. Но это был вовсе не робкий поцелуй застенчивого священника, покровителя бедняков и спасителя бездомных животных. Ласка Тома была дерзкой и неистовой. Так мог вести себя распутник, похотливый самец или солдат, насилующий женщин захваченного города. Он терзал рот Лины с беспощадностью варвара или охваченного страстью мужчины, который сначала овладевает женщиной, а потом только задает вопросы.