В первую очередь, наставник ведет осознанно благостный образ жизни во всех ее проявлениях. Он имеет духовные цели в жизни. Сам он здоров душевно, психически и физически. Не имеет никаких вредных привычек и пристрастий. Разум его чистый, ум – сильный. Имеет стойкую веру в Бога-Творца, энергия направлена на самопознание, чувства привязаны к духовному. Все время проходит в активной жизни, хороший контроль чувств, речь умиротворенная, спокойная. Скромность в отношении себя, материальные желания слабые, духовные – сильные. Высокая работоспособность с любовью к труду, постоянная удовлетворенность, высокий творческий потенциал, питание растительной и молочной пищей.

Наставник стремится дать духовное и нравственное воспитание. Имеет несколько учеников, которым полностью передает свои навыки и умения, приобретенные в период жизни. Наставник участвует в паломничествах к святым местам, одевается в белые одежды. Он ежедневно молится с целью служения Богу и самопознания. Спокойно понимает, что в человеке умирает только тело.

И самое основное, что наставник обучает только тому, что умеет сам делать профессионально. Вот некоторые принципы, которых придерживается и выполняет НАСТАВНИК.

Вот почему человеку и дается целых двадцать лет для обучения или самообучения навыкам наставничества. Всему этому не только возможно, но и необходимо научиться. Вам наверняка приходилось видеть картину, когда пьяненький дедушка, сидя на завалинке с самокруткой в зубах, с матерком рассказывает «за жизнь» своим и чужим внукам? Было бы не так грустно, если бы это было исключение, а ведь такая картина повсеместна. Вот истинная причина, почему мы так сегодня живем, других причин просто нет. И если есть прозревшие люди среди пенсионеров, независимо от состояния их тела и духа имеющие огромное желание стать наставниками, то начинать необходимо с себя, любимого. И куда только денутся ваши болезни и недуги! Такие чудесные преобразования с вами произойдут, что вы просто диву дадитесь!

Легкий ли это путь? Я думаю, это вообще не имеет значения: легкий, тяжелый, быстрый, медленный – у вас просто нет другого. Хотите быть востребованными, в первую очередь в своей семье, уважаемыми своими внуками-правнуками, хотите быть здоровыми физически, душевно, духовно? Точно хотите? Точно, точно хотите? А что взамен готовы отдать? Сядьте и без горячки подумайте. А что у вас вообще ценного есть?

Давайте вспомним новейшую историю и последние два десятилетия существования Советского Союза. Этой страной управляли 19 членов политбюро, 19 правителей, и не будем обсуждать, как они правили. Наверное, никак, если огромное государство развалили, но не об этом сегодня речь. Их верными вассалами и приближенными были 156 секретарей обкомов – это был оплот власти, и их ценили и во время работы, и после ухода на пенсию и конечно же баловали всякими привилегиями. Возьмем усредненного секретаря обкома, ушедшего на пенсию, и посмотрим, как же его отблагодарили. Не народ, а его хозяева из Москвы. Во-первых, не будем забывать, что секретарь обкома обычно жил в самой роскошной квартире в центре своего областного города и независимо от состава семьи имел 4–5 комнат, обставленных прекрасной мебелью. Дачу имел в живописнейшем месте своего края, не государственную – личную, ну и государственную тоже. На сберкнижке не один десяток тысяч честно заработанных рублей. Пенсионера, отправляя с почестями, и награждали хорошо: по госцене новенькую «Волгу», квартирку двухкомнатную в Москве КАЖДОМУ. В Москве же прикрепленная служебная машина два раза в неделю завезет в прикрепленный магазин, или клинику специальную, или в дом отдыха по бесплатной путевке, и много, много других благ. Человек упаковался до конца своих дней, да и детям оставил и внуков-правнуков не забыл. Посуда, драгоценности, бытовая техника, одежда на роту солдат, запасы пищи на много лет вперед. Все продумал наш мудрый пенсионер, вот только законы природы не выучил, времени не было. Он же для народа старался, который к тому времени, полуголодный, спившийся, дурной, работал за хлеб, зрелища и кров.

Прошло ТОЛЬКО двадцать лет. Жив ли наш пенсионер союзного значения? Какого Союза? Да того, который развалился. Конечно жив, не может он умереть, не имеет права. Он же должен досконально разобраться, как же он, все так продумавший, оказался, мягко говоря, в такой… яме. Это никак не могло случиться. Это невозможно.

Все деньги, в том числе и выходное многотысячное пособие, сгорели на сберкнижке вместе со Сберегательной кассой СССР. Пенсии мизерной в современном перерасчете едва на лекарства хватает. «Волга» так и сгнила в гараже, сыну-пьянице не давал, сам не ездил, а внуки еще малые были. Вот так, новенькая, и превратилась в никому не нужный хлам, теперь вот спекулянты (барыги) за нее 200 долларов американских дают, издеваются. Ведь по советскому курсу один американский доллар оценивался в 67 копеек – это получается 134 рубля, нет, пусть лучше дальше гниет. На дачу ехать не хочется, вокруг нее понастроили двух-, трехэтажные коттеджи кооператоры-спекулянты недосаженные, недорасстрелянные – откуда только повылезали, никакого уважения и почтения. Квартиру московскую дочь родная забрала обманом и замок поменяла, чтобы войти не смог. От бывших распределителей еды и вещей даже вывесок не осталось. Многие друзья умерли, да и не были они друзьями, так, соратники, вернее, волки из нашей стаи – сейчас беззубые и ободранные. Сын, подлец, все пропил с дружками, даже мебель старинную, купленную за копейки в пункте конфиската, доставшуюся от расстрелянного по справедливому приговору директора мясного магазина. Не за воровство расстрелян, а за то, что не делился с товарищами. Здоровья ни на грош не осталось, все нервы вытрепали эти новые власти, нет у них ни уважения к старой гвардии, ни страха перед ними, всех бы пересажал, комсомольцев этих, выскочек. «Что же я не так, такой хитромудрый, сделал? Как век доживать, как-то все быстро закончилось!» – причитает пенсионер. Да тут еще в подвале банки с армейской тушенкой повздувались, вонища на весь дом, соседи ругаются, а как эти десять тысяч банок самому вынести? Старику это не под силу… Когда воинскую часть рассформировывали в области, вояки все себе гребли и ему грузовичок завезли. Так ящики сами солдаты голодные заносили, а он только офицера приставил, чтобы не украли чего, за ними, за голодными, глаз да глаз нужен. А тут еще какие-то хамы приходили, требуют квартиру на двухкомнатную хрущевку поменять, или, говорят, так заберем, нечего тебе одному в таких хоромах жить – несправедливо! Мы росли в бараках, теперь хотим в твоих пенатах пожить, навести справедливость, дали сроку три дня. Раньше раздавил бы их, как тараканов, а сейчас нет на них управы у пенсионера, придется подчиниться, хоть бы этаж пониже был.

«Где же я просчитался? – горюет старик. – Все режимы обманул: и Сталина усатого, и Хрущева лысого, и Брежнева бровастого, а тут какую-то промашку дал. Десятилетиями собирал богатства, и за несколько лет все прахом пошло. Был здоровым и богатым, а остался бедным и больным. Как же так? А за деяния мои по жизни ждет меня, говорят, расплата на том свете, вот что меня больше всего беспокоит. Я бы давно веревку с мылом взял и на табуреточку колченогую, здесь нет мне уже жизни, да страх не пускает, там, говорят, будет у меня разговор ответственный, лучше я уж здесь как-нибудь с краешку, потихоньку еще поковыляю. Не нужен мне никто: ни дети, ни внуки, только меня не трогайте, дайте просуществовать. Вот одно только жаль – кладбища привилегированные позакрывали. Даже в уголке не дадут пристроиться, все наперед похватали, предприимчивые, запасливые. Надо было возле старухи местечко забронировать, да кто тогда об этом думал. Эти с размахом бронируют, сами себе памятники ставят при жизни. Красивые, дорогие, аж зависть берет. Дату рождения свою ставят, для дня смерти место приготовлено, себе ставят и всей родне своей, вместе хотят лежать. При жизни ругаются и друг от дружки подальше живут, а лежать вместе хотят. Нет, здесь я не спешу, именно здесь я вам всем первенство уступаю. Это одна часть жизни, где лучше всего быть аутсайдером».