Пока эти мысли проносятся у меня в голове, я не спускаю глаз с людей, которые вызвали мое подозрение. И подозрение это все больше крепнет.

В это время вдали, из темноты, уже доносится нарастающий гул приближающегося состава, слышатся свистки электровоза. Суета на перроне усиливается, людей становится еще больше. Все напряженно смотрят в одну сторону, откуда вот-вот должны возникнуть огни прибывающего поезда.

Так брать Горбачева или не брать? А вдруг я ошибаюсь, вдруг не удастся взять его с поличным? Тогда придется отпустить да еще извиниться. И лучшего для него сигнала об опасности трудно придумать. И большего провала операции тоже. Вот уж когда элемент внезапности исчезнет начисто. И Кузьмич спросит с меня «на всю катушку». Что же делать? К тому же никого из товарищей я не вижу, зрительная связь нарушена, мы не ожидали такого количества людей на перроне. А я один не смогу задержать всю группу.

— Вон он!.. Вон!.. Идет!.. — восклицает какая-то женщина недалеко от меня. — Видите?! Видите?!

— Да!.. Идет!.. Идет!.. — подхватывают другие голоса.

В самом деле, из темноты вырываются сначала яркие снопы света, а затем надвигается грохочущая темная масса электровоза. Вслед за ним мимо нас проплывают ярко освещенные окна вагонов. К ним прильнули взволнованные, улыбающиеся лица. Пассажиры что-то кричат за стеклом, машут кому-то руками.

Один за другим проплывают мимо меня вагоны. И вот еще издали я вижу, точнее, угадываю по темным окнам приближающийся вагон-ресторан.

Все медленнее, медленнее плывут вагоны. Ресторан уже совсем недалеко. Еще ближе, еще… Слышится легкий лязг. Поезд останавливается.

Проводники вагонов распахивают тяжелые двери, освобождают металлические лесенки и первыми спускаются на перрон. У каждого вагона внизу уже толпятся встречающие, слышатся радостные и возбужденные возгласы, смех, кто-то кого-то обнимает, вырывает из рук багаж.

Я вижу, как дверь вагона-ресторана тоже открывается и по ступенькам спускается высокий дородный мужчина в меховых сапогах, в которые вправлены брюки, в красивой меховой безрукавке поверх пиджака и в пушистой шапке-ушанке. Улыбаясь, он здоровается с одним из подошедших. В это время за его спиной в вагон шмыгают две или три женщины. Через минуту они появляются снова, у них в руках тяжелые свертки и сумки. Мужчина в безрукавке и шапке всего этого как будто не замечает. Сумки и свертки тут же принимают из вагона оставшиеся на перроне женщины и мужчина. Рядом уже появляется носильщик со своей тележкой.

Ну, нет! Этого уже я не допущу. Будь что будет, но я нарушу приказ. За Горбачевым следят мои товарищи. Если я к нему подойду, они поймут, в чем дело, и помогут задержать всю группу. Этих жуликов нельзя упустить. А то, что они жулики, можно дать голову на отсечение.

Я делаю порывистое движение…

Но вдруг происходит что-то непредвиденное. Я вижу, как к вагону-ресторану сразу с нескольких сторон подходит группа людей. В ту же минуту человек, который только что взял сверток у женщины с площадки вагона, бросает его и пытается бежать, какая-то из женщин пронзительно визжит и тоже пробует скрыться, а другая бьет сумкой кого-то из удерживающих ее людей, потом падает на перрон и начинает отбиваться ногами. Сцена безобразная, но женщину быстро подхватывают и уводят, остальные не сопротивляются. Вместе с другими уводят и негодующего красного Горбачева.

Вот так история! Я не знаю людей, проведших эту операцию. Я только не сомневаюсь, что это работники милиции и, скорее всего, их привела сюда на перрон, к поезду, группа спекулянтов, за которой они следили. Тогда они шли с другого конца цепочки, и Горбачев им не был известен.

В этот момент появляются двое наших работников в форме и берут под охрану вагон-ресторан. Один из них мне знаком, это он по нашему плану должен был зайти открыто в вагон-ресторан.

Я подхожу к нему и он мне шепчет:

— Товарищи появились в последний момент. Мы решили, что вашим планам они не помешают.

— Будем надеяться, — не слишком уверенно отвечаю я и добавляю: — Зайдите и предупредите официантку, я ее буду ждать где договорились.

Молодой лейтенант ловко вспрыгивает на площадку вагона и исчезает за дверью.

Я спрашиваю второго сотрудника:

— Откуда товарищи, которые провели операцию?

Он называет мне номер городского отделения милиции и даже фамилию и должность старшего группы.

Теперь все ясно.

Спустя несколько минут в комнату, где я нахожусь, заглядывает невысокая полная девушка и настороженно спрашивает:

— Можно?

— Если вы Галя, — улыбаясь, отвечаю я и встаю ей навстречу. — А вы Галя?

— Ага, — ответно улыбается она. — А еще я лейтенант Воронцова.

И хотя эта белозубая улыбка очень ее украшает, в глазах девушки настороженность не исчезает.

— Ну совсем хорошо, — говорю я. — Садитесь, Галя, и докладывайте о своем путешествии. Я — старший лейтенант Лосев, и зовут меня Виталий. Любуйтесь.

И протягиваю ей свое удостоверение.

Галя довольно придирчиво его изучает, после чего взгляд ее смягчается, и в нем светится уже явное дружелюбие.

Девушка усаживается напротив меня, устало расстегивает пальто, стягивает с головы вязаную шапочку и достает из сумочки сигареты.

Мы закуриваем, и Галя приступает к рассказу.

Она, между прочим, оказывается весьма наблюдательным, памятливым и находчивым человеком.

Галя не только подтверждает уже известные нам факты хищений продуктов, спекуляции и при этом называет мне фамилии людей из числа поездной бригады, которые все это знают и могут подтвердить. Галя сообщает и два чрезвычайно важных для меня факта. Оказывается, Горбачев продавал по пути вещи, причем вещи женские, драл за них втридорога, хотя вещи эти и в самом деле были дорогими и модными. Об этом Гале рассказали женщины из поездной бригады.

А две последние вещи Горбачев продал уже при Гале. Одну из них он сразу предложил ей. Она была чрезвычайно удобным для него покупателем: ведь на следующий день ее уже не будет в Москве. Галя покупать эту кофточку, естественно, не собиралась, но, как бы сомневаясь, показала ее еще двум женщинам-проводницам, и одна из них все-таки решилась купить ее для дочки.

Вторую вещь — платье — Горбачев при Гале продал другой проводнице. Та долго торговалась с ним, прозрачно намекая, что знает о нечистом пути, каким это платье попало к Горбачеву. И тот, наконец испугавшись, продал ей это платье чуть не вдвое дешевле, чем собирался. А проводница потом смеялась и хвасталась, как она ловко припугнула Горбачева, ничего, конечно, не зная о платье, но зато хорошо зная самого Горбачева.

Галя называет мне фамилии обеих проводниц. Первую, я вижу, ей жалко, а вторую — нисколько. Дело в том, что, если обе вещи окажутся крадеными, их придется конфисковать.