Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Окружающие оценили бы ее внимание к Лене так же, как и ее муж. Люде, в сущности, было наплевать на их мнение. Пусть думают что хотят, лишь бы Леня так не думал. Только его наивность была тем щитом, которым она решила прикрыться. Но куда бы с ним пойти? Посидеть, поговорить, узнать, чего ему хочется и что он не может себе позволить. Люда даже не представляла себе, куда сейчас ходит молодежь. На дискотеку? Она уже старовата для таких мероприятий. На концерт? Слушать современную музыку, в которой она ничего не понимает? В музей? Смешно. В театр? А под каким предлогом? И не в кино же. Непонятно, как и с чего начинать это сближение.
Но начать Люда все-таки решила с работы. Так проще. Пусть она будет готовить из него, допустим, перспективного руководителя отдела. Кадры надо растить самим. Что может быть естественнее, чем сидение допоздна над бумагами и сведение балансов? Он должен к ней привыкнуть. А не теряться от любого к нему вопроса и не заливаться румянцем:
— Да, Людмила Сергеевна. Я все сделаю, Людмила Сергеевна.
Она не хотела быть для него Людмилой Сергеевной. Не хотела быть начальницей, работодателем, просто случайным человеком, который как вошел в его жизнь, так же легко может из нее и исчезнуть. Она все чаще просила Леню задержаться и подсовывала ему срочную работу.
— Вот тебе пачка счетов, вот выписка из банка. Ищи, вычеркивай суммы, поступившие на счет. Потом пройдись по балансам наших клиентов. Посмотри, у кого большая задолженность. Завтра позвони, выясни, почему не переводят деньги.
— Я?!
— Но я же не могу все успеть.
— А Евгений Борисович?
— Видишь ли… — «Господи, как же ему объяснить-то?» — У него другой круг обязанностей.
— Он с поставщиками договаривается, да?
— Он? С поставщиками? — Люде хотелось смеяться. Да уж, Якушев договорится! — Ну вроде того.
— А вы давно замужем, Людмила Сергеевна?
— Что? — «Наконец-то! Вопрос лично ей, а не по делу!» — Пять лет. Много это или мало?
— Ну…
— Все понятно. Если вычесть это из твоих двадцати с небольшим, то много. А если из моих тридцати, ну, скажем, тоже с небольшим, то, наверное, не очень. Как ты считаешь?
— Не знаю. Мне кажется, что тридцать лет — это само по себе ужасно много. Ой, извините!
Если бы у нее были какие-то виды на этого мальчика, она бы обиделась. И сильно расстроилась. А так просто весело рассмеялась:
— Согласна. Когда мне было двадцать, мне тоже казалось, что в тридцать лет женщина — древняя старуха. А сейчас кажется, что в сорок. А в сорок будет казаться, что в пятьдесят, ну и так далее.
— Ну я же не сказал, что старуха. Просто… Это просто другое поколение, да?
— Но Людмилой Сергеевной меня звать не обязательно, — вывернулась она.
— А как?
— Просто Людмилой.
— Да? А можно?
— Запросто. — У нее было прекрасное настроение. Они уже почти друзья.
— Хорошо. Людмила, проверьте, пожалуйста, правильно ли я все сделал.
Она со вздохом сожаления подвинула к себе бумаги. Как же надоело все это, да деньги нужны! Ей снова надо зарабатывать эти проклятые деньги, а конца не видно. Страх перед нищетой сильнее всех инстинктов, в том числе инстинкта самосохранения. И, просматривая счета, Люда спросила:
— Леня, а что ты делаешь в выходные?
— В какие?
— Ну, не знаю. Я так, безотносительно.
— Дома сижу. Смотрю телевизор. Хожу в гости к другу.
— Это к тому, с которым вы вместе по Интернету часами путешествуете?
— Да.
— А ты хочешь свой компьютер?
— Конечно. Но это дорого.
— Можешь взять на свой баланс, — стараясь казаться равнодушной, сказала она.
— Как это?
— Очень просто. Я занесу на твой баланс стоимость компьютера и буду вычитать понемногу из зарплаты. Ну вроде как в рассрочку.
— Здорово! А можно? — Леня очень обрадовался.
— А почему нет?
— Здорово! — еще раз повторил он.
Люде стало так легко, как будто она уже вернула часть своего долга. Хотя жизнь человеческую не измерить никакими железками. Как бы расспросить его о том, что же все-таки случилось с Мариной? Может, в машине, по дороге домой? Несколько раз она уже подвозила Леню. И в этот вечер тоже довезла до самого подъезда на своей «Тойоте». Почти такой же, какая была у нее пять лет назад. Довезла, так и не решившись начать неприятный разговор. Люде казалось, что Леня до сих пор тяжело переживает смерть сестры. Он вылез из машины очень довольный, потому что девочки у подъезда открыли рты и примолкли. Даже магнитофон, казалось, захлебнулся от удивления и тоже затих. Люда улыбнулась и надавила на газ. Он привыкнет к такой жизни, и дальше уже ей будет легче.
Недели через две она набралась смелости и пригласила его в театр. Да, все-таки в театр. Не на детский же утренник, не в Музей изобразительных искусств. Слава богу, что из обязательных для детей походов по культурным учреждениям он уже вырос. А театр… Это, по крайней мере, вечер.
Конечно, она сказала, что купила билеты для себя и Евгения Борисовича, но он очень занят и пойти не может, а пьесу посмотреть хочется. А поскольку им все равно придется сидеть с бумагами вдвоем, так, может, тем же составом и пойти? Люда просто восхищалась собой. Своей изобретательностью, которой так долго пользовалась в корыстных целях. А теперь они сидят в партере, в темном зале, на сцене идет какое-то действо, и ей хорошо как никогда. Быть может, это оттого, что она, как волшебник, может открыть для кого-то целый неведомый ему мир, который самой-то ей уже слегка поднадоел?
Пьесу она не запомнила, да и какая разница, что это была за пьеса? Только на следующий день неприятно резанула слух случайно услышанная фраза, брошенная кем-то из сотрудников:
— А наш-то Ленечка уже с начальницей по театрам ходит.
«Откуда они узнали?» — подумала Люда с неприязнью. Да и муж не преминул заметить:
— Это твое материнское чувство заставляет тебя по вечерам таскать за собой повсюду этого хорошенького мальчишку?
— Не твое дело, — огрызнулась она и поймала его неприятную усмешку.
Если бы муж был к Ленечке слишком придирчив, нагружал его работой или делал бесконечные замечания, она бы его просто разорвала. На куски, словно тряпку, негодную для употребления. Но Якушев по-прежнему вел себя странно. Он словно собака принюхивался и сторожил. Чего или кого? И каждый день появлялся на работе. В тот выходной, когда она снова пошла с Леней в театр, но уже на дневной спектакль, а потом завезла его к себе домой поужинать, муж оказался дома. Трезвый, чисто выбритый, набрызганный дорогим одеколоном, хотя и в халате, по-домашнему.