* * *

Единственным плюсом в моем положении было то, что я снова начала общаться со своими самыми давними подругами — Изабель и Джоаной. Мы подружились еще в детском саду, и они тоже вернулись в наш район, в Трайбеку. Изабель заканчивала учиться на скульптора. У нее дома жил старенький мопс Гамлет; однажды грузовик переехал ему голову, но Гамлет остался жив. Джоана только что окончила художественный колледж и щеголяла платиновой шевелюрой, в которой угадывалась бывшая стрижка маллет. Я порвала с бойфрендом-хиппи, планировала вернуться к здоровому и полноценному образу жизни и монтировала на лэптопе полнометражный фильм. Изабель жила в старой мастерской своего отца, которую украсила собственными находками: вешалкой с детскими костюмами на Хэллоуин и телевизором 1997 года. Когда мы наконец собрались втроем и я увидела ногти Джоаны с узором из листьев конопли и мотивов Моне, я почувствовала умиротворение.

Изабель работала в «Пич-энд-Бэбке» — дорогущем магазине детской одежды, в нашем же квартале. Изабель — истинный эксцентрик: не закомплексованный коллекционер перьев и стеклянных шаров со снежинками, а личность, полностью рассинхронизированная с мейнстримом, которая приковывает внимание сама по себе, своими приоритетами и склонностями. Однажды Изабель наудачу заглянула в этот магазин и справилась, нет ли вакансий: ей вдруг показалось, что более забавного способа заработать на жизнь не найти. В тот день ее наряд составляли мужская сорочка и гольфы, поэтому она даже пришла в некоторое смятение оттого, что ей сразу дали место. Через несколько недель, в сумасшедший период ежегодной распродажи образцов, когда не хватало рабочих рук, к ней присоединилась Джоана.

— У нас весело, — сказала мне Изабель.

— И ничего сложного, — добавила Джоана.

В «Пич-энд-Бэбке» продавали детскую одежду так дорого, что многие покупатели громко смеялись, взглянув на ярлычок. Кашемировые кофточки, траченные молью балетные пачки, костюмчики из вельвета в мелкий рубчик для детей в возрасте от шести месяцев до восьми лет. Если вы хотите, чтобы ваша дочка выглядела героиней фоторепортажа Доротеи Ланж[74], а сын — веселым кондуктором прежних времен, в мешковатой форме и лихом шерстяном кепи, идите в «Пич-энд-Бэбке». Очень сомневаюсь, что хоть один мужчина, в детстве носивший их одежду, способен на устойчивую эрекцию.

В обеденный перерыв мы забирали Изабель в местную кофейню «Пекан» и тревожили сидевших за лэптопами яппи своей неумолчной (и неприличной) трескотней.

— Никакой работы, самой говенной, а для стриптизерши я слишком жирная, — сказала я, доедая черствый круассан.

Изабель задумалась, как будто над сложной теоремой, затем ее лицо просветлело.

— В «Пич» нужна еще одна девушка! Есть, есть, есть!

Работа пустяковая, и у нас получится прямо секретный клуб.

— Навалом бесплатных ленточек!

Все очень просто: складываешь, заворачиваешь, вручаешь богатым и знаменитым.

— Вспомни, как надо было вести себя в детстве: улыбаться коллекционерам, чтобы родители смогли оплатить твое обучение, — объясняла Изабель. — Ты справишься на отлично.

На следующий день я появилась в магазине с распечатанным резюме и пошла говорить с менеджером. Фиби производила впечатление беспредельно несчастной четверокурсницы; на самом же деле ей было тридцать два года, и это нисколько ее не радовало. Она отличалась красотой гибсоновского[75]типа: круглое бледное лицо, тяжелые веки, розовые губы.

Вытерев руки о передник из шотландки, Фиби спросила:

— Почему вы ушли с предыдущей работы?

— Я влюбилась в одного человека, который работал на кухне, а главный по десертам взбеленился.

— Могу платить вам сто долларов в день, наличными.

— Звучит неплохо.

В глубине души я ликовала: зарплата и возможность каждый день видеться с самыми классными старинными подругами!

— И ланч за наш счет ежедневно, — сказала Фиби.

— Ланч бесподобный! — поддакнула Изабель, раскладывая на витрине, вокруг сломанного винтажного фотоаппарата (цена по запросу), малюсенькие кожаные перчатки по 155 долларов за пару.

— Согласна, — сказала я.

Фиби протянула мне двадцать пять долларов за собеседование, почему — я не пойму никогда, а спрашивать не стала.

Вот так «Пич-энд-Бэбке» получил самый убогий в мире штат сотрудников.

* * *

Дни в «Пич-энд-Бэбке» проходили в определенном ритме. Окно было только одно — витрина, поэтому течение времени почти не ощущалось, и жизнь стала хотя и приятной, но замедленной, и крутилась вокруг больших порций ризотто и детских одежек. Попытаюсь восстановить дневной график, насколько смогу.

10.10. Вальяжно входишь в магазин со стаканчиком кофе. Если настроение хорошее, приносишь еще один кофе, для Фиби. Говоришь: «Извините, что опоздала», — и сбрасываешь пальто с плеч, прямо на пол.

10.40. Идешь в заднюю комнату и принимаешься за обычную работу: складываешь леггинсы из высококачественного хлопка (цена 55–65 долларов), заворачиваешь горловину у свитеров (175 долларов).

10.50. Отвлекаешься, чтобы рассказать Джоане про бездомного, который вместо шляпы надел сушилку для салата.

11.10. Звенит колокольчик: пришел первый посетитель. Либо это прохожий, который замерз и хочет обогреться перед следующим марш-броском, либо непристойно богатый человек, решивший накупить подарков племянницам на пять тысяч долларов.

11.15. Заводишь разговор о ланче: голоден ты или нет, вкусен ли он будет, когда попадет наконец тебе в рот, или же в последнее время ты мало думаешь о еде.

11.25. Бежишь в соседнюю закусочную и берешь дежурное блюдо.

12.00. Прибывает Изабель. У нее так называемое «расписание принцессы». Когда ты спрашиваешь, можно ли тебе тоже работать по такому расписанию, Фиби отвечает: «Нет, оно для принцесс».

12.30. Изысканный ланч из трех блюд. Фиби пробует твой кускус, это как минимум. Багет ты делишь с Изабель, если она отдает половину тыквенного супа-пюре. В заключение съедается баночка свежей рикотты.

13.00. Джоана уходит к психоаналитику.

13.30. Приезжает курьер. Выгружает коробки с тряпичными куклами, сшитыми из старых занавесок (цена 320 долларов). Ты спрашиваешь, как дела у его сына. Он отвечает, что сын сидит в тюрьме.