Только когда Черный Билли привязал его к мачте горящего корабля и оставил на милость фортуны, Кроуфорд чувствовал себя столь же отвратительно. Думая о Лукреции, он бежал наугад, не заметив ни того, что оказался на берегу речушки, ни того, что на остров надвигается очередной шторм. Через мгновение стена дождя низверглась с небес и затянула все сплошной серой пеленой, в которой не было никакой возможности различить даже собственную руку. Вода в реке будто закипела и стала на глазах подниматься. Кроуфорд вцепился в лианы, подтянулся и ввалился в прибрежные заросли, которые сейчас мало отличались от русла реки — так много в них было воды.

Поскальзываясь и хватаясь за шатающиеся деревца, он было бросился прочь от берега, но вскоре понял, что прорваться сквозь гудящую стену дождя ему не удастся. Вздувшаяся речонка будто преследовала его по пятам, захлестывая волнами по пояс. Несмотря на свою выносливость, Кроуфорд был вынужден отдаться на милость ревущему потоку, увлекающему его за собой, как щепку, и лишь старался нащупать рядом в воде что-нибудь, за что можно было бы ухватиться: вглядываться в наступившую тьму египетскую все равно не имело смысла. Зажав в зубах кинжал, подаренный ему Лукрецией, и пытаясь не потерять шпагу, Кроуфорд барахтался в реке, даже не пытаясь плыть: сила течения в любом случае свела бы на нет все его усилия. Он лишь изредка молотил руками по воде или шарил ими вокруг себя, надеясь, что Господь пошлет ему какой-нибудь вырванный с корнем ствол или ветку дерева в качестве опоры.

Спустя какое-то время, наглотавшись мутной серой жижи, смешанной с древесной трухой, листьями и прочим мусором, и тщетно пытаясь обрести какую-либо опору, Кроуфорд почувствовал, что устает. Спасительное бревно упорно не желало проплывать мимо него. Ноги начинала сводить судорогой. Напитавшись дождем, река переполнила берега, заливая окаймляющие ее мангровые заросли. Кроуфорд, увлекаемый течением, уже несколько раз рисковал запутаться в переплетенных корнях и лианах и захлебнуться. Разрубить их было нечем, поскольку нож Кроуфорд берег и не стал пускать в дело, опасаясь остаться вообще без оружия.

«Теперь бы я тысячу миль моря отдал за сажень бесплодной земли, с вереском, с темным дроком, с чем угодно. Воля неба да совершится, но хотелось бы мне умереть сухой смертью», — подумал Кроуфорд. Волны то и дело захлестывали его с головой, ливень не утихал. В очередной раз застряв между корнями и лианами, Кроуфорд в отчаянии воздел руки кверху и неожиданно нащупал над головой крепкий сук какого-то дерева. Судорожно перебирая ногами, он попробовал ухватиться за ветки, пока его не унесло течением. На его счастье, в этот момент под пятку подвернулась то ли коряга, то ли клубок лиан. Оттолкнувшись от нее и вцепившись в сук, Кроуфорд с трудом подтянул уже немеющее тело вверх, повис на руках и после нескольких попыток взобрался на дерево.

Дождь по-прежнему лил, река продолжала бурлить, сметая все на своем пути, и Кроуфорд почувствовал, что совершенно выбился из сил. Он выбрал развилку между двумя крепкими сучьями, устроился поудобнее, обхватил себя руками и замер, наклонив голову. Бесконечный водопад обрушивался на него сверху. Он потерял чувство реальности. Время будто остановилось.

Очнулся Кроуфорд от удара о землю, точнее, о корни и стебли, переплетшиеся в сплошной ковер под деревом, послужившим его спасению. Дождь перестал, но солнечные лучи не могли пробиться сквозь нависшие густые тучи. Кругом виднелись большие лужи желтоватой воды, похожие на мутные, грязные пруды. Из размытой почвы поднимались горячие испарения и насыщали воздух нездоровой сыростью, так что лес вокруг представлял собою сплошное болото. Грязь в значительной степени смягчила удар: упади Кроуфорд на землю, он бы непременно расшибся. Предположив, что в воде могут шнырять змеи, сэр Фрэнсис поднялся и продолжил свой путь, то и дело спотыкаясь и шлепаясь на четвереньки. Так, поднимаясь и падая, падая и поднимаясь, он брел довольно долго, но, как далеко ушел от реки, не знал. Ливень полностью изменил окружающую местность. Он даже не мог понять, движется ли параллельно руслу реки или, наоборот, удаляется от нее, приближаясь к скалам, ограничивающим ущелье.

Сон на ветвях деревьев немного восстановил его силы, но теперь Кроуфорду отчаянно захотелось есть. Как назло, никаких деревьев со съедобными плодами вокруг не было видно. Он стал внимательно оглядываться по сторонам в поисках кокосовой пальмы, манго или чего-нибудь в этом роде, и наконец ему показалось, что впереди виднеется нечто подходящее. Правда, чтобы подобраться к вожделенному дереву, необходимо было пролезть сквозь очередные заросли. Ругаясь на чем свет стоит, Кроуфорд прорубил себе путь кинжалом и опять оказался на берегу речонки. Была ли это та самая река, в которой он едва не утонул несколько часов назад, или ее приток, но, во всяком случае, во время ливня она тоже вздулась и сейчас нехотя возвращалась в свои берега.

У самой кромки бурлящей воды к большому дереву был привязан высокий человек. Плечи его были опущены, руки безжизненно обвисли вдоль худого, морщинистого тела густо-шоколадного цвета, голова свесилась набок. Мелко вьющиеся волосы на макушке были абсолютно седыми, что придавало лицу одухотворенное и вместе с тем жалкое выражение. С первого взгляда не удавалось определить, жив ли еще этот старик. Сейчас вода доходила несчастному до пояса, но можно было предположить, что несколько часов назад его захлестывало с головой.

Кроуфорд зашел в реку и приблизился к негру. Тот вдруг открыл глаза и, заметив белого человека, метнул на него испепеляющий, полный ненависти взгляд. Бедняга напряг все силы, словно пытаясь освободиться, с шумом набрал воздуху в легкие, собрался было произнести какое-нибудь страшное ругательство, но неожиданно снова обмяк, и глаза его потухли. Кроуфорд разрезал веревки и, подхватив негра, осторожно вынес его на берег. Повеселившись наивной идее найти место посуше, он положил старика на спину прямо на сорванные бурей мокрые листья, устилавшие землю и блестевшие после дождя, как антрацит. Затем он приложил указательный и средний пальцы к яремной вене почти не дышавшего негра и вытянул тому руки вдоль тела, отметив про себя, что на ощупь кожа африканца была немного плотнее, чем его собственная, а ладони хоть и огрубели, как кора старого дуба, но были при этом розовые, как пятки у кота. Удивившись тому, откуда в его мыслях возникли коты, сэр Фрэнсис сцепил пальцы в замок и пружинистым движением обеих ладоней несколько раз надавил негру на грудь. Внимательно оглядев своего страшного пациента, он немедленно повернул его на бок. Тут же изо рта негра извергнулся целый фонтан грязной воды и слизи, под веками сверкнули белки глаз, и он захрипел. Кроуфорд удовлетворенно улыбнулся краешками рта и со вкусом влепил негру несколько звонких пощечин. Тот дернулся и застонал.

Это был тощий старик с мудрым и хитрым взглядом, среди белых людей часто встречающимся у дельцов и политиков, а среди туземцев — у знахарей и колдунов. На его узком лице с глубокими носогубными складками, удлиненным лбом и толстыми обвислыми губами застыло выражение бесконечной усталости. С минуту негр, не мигая, с враждебностью и отвращением смотрел на своего спасителя, после чего произнес на ломаном английском:

— Дух возвращаться в нгомбо[19]. Злой дух уходить в лес от нгомбо. Дух воды уходить в небо, добрый дух возвращаться и нгомбо оживать. Белый масса приходить за дух нгомбо, но злой дух убегать в лес и нгомбо оживать. Белый масса не может ничего сделать нгомбо, иначе злой дух возвращаться из лес и нападать на белый масса.