Что же происходит, напряженно думал метс. Зверь, видно, рассчитывает на то, что может уклониться от стрелы? Никогда не встречал не только человека с континента, но и Людей Хвоща, и не подозревает о существовании стрел, копий, камней?

Тварь, нагло сидевшая и рассматривавшая Кена, перестала чесаться передними лапами, уселась поудобнее и начала шумно трепать себя за ухом задней конечностью, тихонько повизгивая от наслаждения.

Тогда в голову сбитого с толка северянина пришла единственная здравая догадка: наверняка, мелкий хищник не ходит но болотам один. Их вокруг целая стая, и он совершенно не опасается одинокого существа, уставившего на него какие-то палки. Размер мутанта позволял представить себе схватку в зыбкой трясине с пятью-шестью подобными тварями. В этом бою метс наверняка не выжил бы.

Кен лихорадочно вслушивался в звуки окружающей топи, отчаянно косил глазами, не рискуя отвести от зверька взгляд хотя бы на миг. Многие пограничники Атви поплатились жизнью, отвернувшись на мгновение от невзрачного на вид хищника. Некоторые звери, инстинктивно опасающиеся человеческого пристального взгляда, мгновенно атаковали, как только отведешь от них взор. Однако ничего не говорило северянину, что в окружающем тумане притаилась кровожадная стая.

«Да что это я, в самом деле? Испугался какой-то торфяной собачки, напридумывал всякого бреда, словно юная молочница, заплутавшая в лесной чаще, вдруг вспомнившая детские сказки про волков?!»

После этой мысли северянин опустил лук и присел на поросшее мхом бревно. Немного подумав, Кен вытащил изо рта вторую стрелу и аккуратно положил ее в колчан. В случае чего, одного выстрела будет достаточно, подумал он. Человек и существо из тумана долго рассматривали друг друга в абсолютной тишине. Привыкший за время общения с эливенером не всаживать стрелу в любую незнакомую форму жизни, как он делал это раньше, метс подивился, как маленький зверек со смешной мордой и пушистым хвостом умудрился нагнать страха на опытного следопыта. Конечно, вокруг царила странная тишина. Ни одна змея не проползла, ни один крупный хищник не появился в долине, вполне пригодной для охоты или жилья. Подобные вещи происходили лишь при одном условии: когда появлялся очень опасный зверь и предъявлял свои права, которые не мог оспорить никто другой. Но что за угроза может исходить от этой волосатой собачки?

— Может, ты просто совершенно не съедобный, и оттого-то столь нахальный, приятель? — обратился Кен вслух к опять принявшемуся почесываться зверьку.

Звуки человеческого голоса заставили того вскочить и зарычать. Следопыт едва удержался, чтобы не расхохотаться: рычал он тихо и как-то очень не страшно, словно ребенок, изо всех сил изображающий страшного сказочного волка.

— Ладно, засиделся я тут с тобой, пора идти и искать отца Вельда!

Не успел Кен подняться, как зверь проворно встал на передние лапы и двинулся на человека с тихим угрожающим рычанием. Северянин опешил, а потом тихо рассмеялся, не зная, как ему поступить. Ну не стрелять же в этого акробата, который решил в таком комичном виде атаковать следопыта!

Существо медленно приближалось, оставляя во мхах четкие отпечатки лап. Сейчас оно развернулось к метсу брюхом и смотрело снизу, щелкая зубами. Хвост колыхался над ним, словно опахало какой-нибудь изнеженной красавицы из Нианы. Живот зверька был безволосый, покрытый розовыми и сочно-зелеными пятнами неправильной формы.

— Ну, куда ты прешь, честное слово! — северянин попятился, все еще не решаясь стрелять. Зверек продолжал наступать. Теперь его хвост начал стегать по животу с невероятной скоростью, а когти высоко задранных нижних конечностей нацелились на метса.

— Ты что же, хочешь мне ногами глаза выцарапать? — спросил Кен, и тут споткнулся и упал на одно колено. Лук в руке дрогнул, стрела сорвалась с тетивы и, пройдя сквозь пушистый кончик хвоста болотного акробата, улетела в туман. Зверь издал серию коротких воинственных писков и рванулся вперед, продолжая оставаться кверху тормашками. Последнее, что увидел метс, было внушительное мужское достоинство, раскрашенное в два цвета, болтавшееся в воздухе. Зверь оказался самцом.

В следующий миг Кен вдруг перестал что-либо видеть и истошно закричал, падая в жидкую грязь. В глазах появилась невыносимая резь, из глазниц полились слезы. В животе мужчины раздалось оглушительное бурчание, и его начало неудержимо рвать, буквально выворачивая наизнанку.

Он попытался вдохнуть, но легкие словно наполнились тысячами маленьких коготков, рвавших плоть на части. Потом наступила тишина и чернота.

Пришел в себя северянин оттого, что кто-то, удерживая его за волосы, макал лицо метса в холодную воду. Кен попытался вырваться, но вместо этого нахлебался, и его вновь начало рвать.

— Ну что, пришел в себя? — спросил эливенер, отпуская северянина и быстро отодвигаясь на безопасное расстояние.

— Что это было, отец Вельд? Я как будто умер, провалился в ад, сгорел заживо, при этом замерзнув насмерть.

— Не знаю, я застал тебя лежащим без сознания в блевотине и соплях. Вокруг никого, лук отброшен в сторону, единственная стрела торчит из мшистой кочки. Как только я начал тебя ощупывать, проверяя, не ранен ли, ты принялся стонать и тереть глаза. Я тут же умыл тебя. Вот, собственно, и все.

— А не было ли рядом такого зверя… — Северянин попытался описать атаковавшего его акробата. Не дослушав, эливенер принялся хохотать, да так заразительно, что продолжавший хмуриться метс вскоре к нему присоединился, пока его вновь не скрутило от рвоты. Отсмеявшись и дождавшись, когда Кен умоется, седобородый сказал:

— Это был самый обычный скунс, чьи далекие потомки иной раз попадаются в саванне. Ирм мог бы тебе кое-что рассказать о них, если бы умел говорить.

— Скунс? — тупо спросил Кен, который отчаянно моргал и тряс головой, силясь унять резь и головокружение.

— Да, но переселившийся несколько тысяч лет назад в болота и подвергшийся сильному влиянию Лучей Смерти.

— Одним словом, проклятый лемут, — Кен уселся на мох, и принялся глубоко и ритмично дышать, борясь с приступами подкатывающей дурноты.

— Ну, если величать каждую новую форму жизни этим ужасным термином… — Эливенер подошел к северянину со спины, и положил свои сухие теплые ладони тому на виски. Тошнота стала медленно отступать. — Нечистому он не служит, это точно. Попадись эти, к счастью, весьма редкие существа в цепкие лапы чернокнижников, и дело светлых сил оказалось бы безнадежно проигранным. Залп пахучих желез только одного самца мог бы вывести из строя десяток киллменов на лорсах и обратить в бегство целый эскадрон хваленой кандианской кавалерии.

— Это как же так? Он что, извиняюсь, выпустил газы?

— Вроде того. Еще до наступления Смерти скунсы могли отпугивать запахом и медведей, и койотов. На них просто никто не охотился. А данный вид может обездвижить даже Ластоногого или несколько Дневных Птиц, если те наберутся глупости и спустятся пониже. Самцы вырабатывают в своих железах самое настоящее химическое оружие. Если ты заметил, скунс очень бережно расходовал свой арсенал. Ведь зачем он встал, как ты выразился, на руки? Не из озорства же. Скунс показал тебе известные всей Топи разводы на животе и ярко окрашенные железы.