Иногда случается, что какой-нибудь глупый хищник, утративший нюх, или слабый зрением, все же решается поохотиться на скунсов. Но увидев самое эффективное во Внутренней Флориде оружие, обознавшийся недотепа улепетывает во все лопатки. Редко, весьма редко самцы применяют свою артиллерию. Можешь гордиться такой честью.

Из уважения к сединам старика Кен не стал ругаться вслух. Вместо этого он выхватил саблю и принялся лупить по ветвям кустарника и пинать сапогами коряги. Это надо же, атвианского разведчика вырубила какая-то вонючая торфяная собачка, которая еще пыталась его убедить, что не стоит с ней связываться!

— Ну, мой мальчик, не стоит так сокрушаться. Я тоже в свое время пал жертвой своего любопытства, и едва не погиб. Тебя нашел старый глупый эливенер, забывший предупредить об этой форме местной жизни, а меня нашли в бессознательном состоянии Дневные Птицы. Лишь характерный запах желез скунса, разлитый вокруг, помешал крылатым бестиям полакомиться мною. Даже эти королевы топей не рискуют подолгу оставаться там, где пахнет метками скунсов.

— Ладно, достаточно об этом раскрашенном мерзавце, — сказал Кен, вкладывая саблю в ножны и поднимая из грязи свой лук. — Вы были на вашей прежней стоянке, отец?

— Да. — Эливенер перестал улыбаться, и сокрушенно покачал головой. — Билли там нет. Похоже, его предупредила Птица, которую мы видели над отрядом на севере, в самом начале нашего пути. Или же он скрытно наблюдает за нами и, не увидев Ушана, решил не рисковать. Одним словом, там пусто. Но нам не мешает осмотреть все подробнее. Мы выспимся здесь, и не спорь со мной: сюда не придет ни один хищник. А утром осмотрим лабораторию.

* * *

С того времени, когда эливенер и его ученик работали вместе, старясь снять с разума лемутов «печать дьявола», здесь многое изменилось. Очень многое, как с негодованием и отвращением отметил отец Вельд. Взять хотя бы полигон. Его они оборудовали самым первым. Похищенные из лап Нечистого существа были прекрасно натасканными для войны с людьми солдатами. Кроме как атаковать и отступать, лежать в засаде и преследовать добычу, они ничего не умели. Летальный мутант и есть летальный мутант, как бы страшно и фатально не звучал термин, придуманный несколько тысяч лет назад ретивыми священниками Универсальной Церкви. Новые формы жизни, порожденные глобальным потеплением и последствиями Смерти, слишком рано попали в сферу влияния Темного Братства. Адепты Зла научились утрировать в них все разрушительное и подавлять все естественное. За обладание навыками в пользовании огнем и дубинами, умение жить в искусственно устроенных берлогах и плавать по рекам на плотах и пирогах служители Нечистого взяли страшную плату: твари разучились размножаться в естественных условиях! Нечто подобное было до Смерти с охотничьими и служебными породами собак, которые, одичав, редко могли иметь щенков, да и то, зачастую, стерильных или бесплодных. Но собаки, по крайней мере, не имели разума! Вторично одичавшие лемуты, которым удалось сбежать из подземных лабораторий и зверинцев, не могли найти самок своего вида, рожали неприспособленных к существованию болезненных альбиносов, не могли организоваться в стаи и своры. Адепты Зла сами выбирали вожаков, воспитывая их отдельно от группы, которую этим крупным и злобным самцам предстояло впоследствии возглавить.

Иир'ова были единственным счастливым исключением из правил за многие века. Обычно же сбежавшие из тюрем и клеток лемуты на брюхе приползали назад, отощавшие, испуганные, зараженные паразитами, искусанные дикими зверями или израненные людьми. Такие сломленные вольной жизнью существа, словно дворняжка, взятая в теплый и сытый дом с улицы, становились настоящими рабами темных Кругов. Из них вырастали вожаки свор, уничтожавших людей, зверей, птиц и пресмыкающихся без разбора, ибо прочувствовали на собственной шкуре враждебность всей природы. Лучшие солдаты получались у темных братьев из «блудных детей», злобные, дисциплинированные, до одури готовые лизать ноги своим благодетелям.

Зная все это, в свое время эливенер предложил Билли не сразу пытаться приучить лемутов самостоятельно расселяться, охотиться и размножаться, а создать для них длительный и комфортный период адаптации. Как хорошие травильные псы, Люди-Росомахи, Люди-Крысы и Волосатые Ревуны не могли обходиться без жесткой дрессуры, определенных физических нагрузок, учебных драк и грызни. Для этого новые хозяева судеб лемутов оборудовали некое подобие полигона, воспроизведя детали, которые удалось восстановить из смутных слухов о подземных учебных лагерях темных Кругов. Проживая в сходных со старыми условиях, своры солдат Нечистого постепенно выходили из режима война-охота-тренировка, к которому их предков приучили создатели Братства Тьмы. Количество бойцовских упражнений постепенно снижалось, вместо этого эливенер старался играть с молодыми лемутами в относительно мирные игры, заниматься оторванной от практики военизированной гимнастикой, включая в нее элементы, развивающие творческий потенциал детского разума несчастных существ. Во многих случаях уже во втором-третьем поколении результаты получались обнадеживающими. Особенно это было заметно по Ушанам, совсем недавно попавшимся в лапы к Нечистому. Эти еще не утратили умения размножаться и выращивать свой молодняк самим, без вмешательства дрессировщиков в глухих капюшонах, с плетьми в руках. В день, когда лагерь Вельда был разрушен, он пребывал в уверенности, что недалек тот день, когда первая стая Людей-Крыс уйдет в глухие чащобы, неосвоенные людьми, чтобы начать самостоятельную жизнь и трудное многовековое восхождение к вершинам разумной жизни, созданию своей собственной цивилизации.

Отогнав захлестнувшие его воспоминания, эливенер двинулся по старому тренировочному плацу. Изменилось, действительно, многое.

Вот полоса препятствий. Ров, раньше едва намеченный, позже был углублен и снабжен остро заточенными кольями, на которых эливенер заметил белеющие кости. По оскаленному приплюснутому черепу трупа на дне Вельд узнал росомаху. Препятствия, которые надо переползать, перепрыгивать, перелезать, даже небольшая канава с мутной водой — это осталось без изменений. А вот вместо двух старых соломенных пугал, которых преодолевающие полосу лемуты на бегу колотили палками, старик с содроганием увидел несколько десятков чучел.

Не веря своим глазам, эливенер подошел поближе, потрогал и даже понюхал страшные манекены. Все верно! Бетховен полностью воспроизвел учебный лагерь Нечистого, кое-что придумав сам, кое-что творчески развив. Старик потер виски, и со стоном провел рукой по голове чучела, набитого из шкуры самого настоящего Волосатого Ревуна. Вместо глаз — кусочки полевого шпата. Внутри — то ли опилки, то ли мох. В руке щит, в когтистой руке — суковатая палка. Судя по страшным отметинам на чучеле, в него на бегу метали ножи, стреляли из луков, швыряли дротики. Несколько раз шкуру уже мертвого Ревуна латали, нашивали заплатки, меняли разбитый сабельными ударами щит.

— Великие Небеса, кто это несчастное существо — наказанный за какие-то провинности воин Билли, убитый в бою солдат Зеленого Круга, или просто дикая тварь?!

Старик бродил, сжимая кулаки и бормоча бессвязные слова среди навеки замерших Людей-Росомах, нескольких Крыс-лучников, трех изрубленных в клочья чучел Ревунов. Под ногами хрустели обломки стрел, расщепленные копья, осколки разлетевшихся клинков. На тренировочном плацу показался метс. Он в молчании обошел снаряды, поцокал языком, глядя на манекены, потом невесело спросил: