В голове со скоростью табуна арабских скакунов пронеслись тысячи мыслей. И самый главный вопрос – что же это был за яд?!

- Делать что? – пробасил Валуев. Вид у воеводы крайне растерянный, что резко контрастирует с его медведеподобной внешностью. В иной другой ситуации это позабавило бы меня, но сейчас…

- Не отвлекай, воевода!

Я припал к ране, пытаясь воскресить в памяти Себастьяна не такие уж и малые знания фон Ронина о ядах, перебирая один за другим. Если это яд гадюки, то не лишним будет быстро отсосать часть яда – но если это шпанская мушка, то я просто лягу рядом с князем. А-а-а-а, надо решаться!

Я рванул рукав тяжело дышащего, покрывшегося потом князя – и припал губами к порезу, высасывая из нее кровь… Сразу же ощутив ее металлический, солоноватый привкус.

- Легран!!! Вы отправили за лекарем? Если так, остальным оставаться на местах, никому не покидать шатер! – немного придя в себя, Якоб начал командовать на правах старшего из офицеров кесаря. Что же, разумно – возможно кто-то из группы отравителей (а на лицо именно группа, раз убийца некой Глафиры вовсе не тот человек, кто напал на князя) действительно остался в шатре…

Впрочем, меня сейчас волнуют чуть более приземленные вещи; отсосав крови на полноценный глоток, я сплюнул ее в сторону, надеясь не проглотить – и вновь присмотрелся к ране, заодно слушая собственные ощущения… Итак, если это кантарелла, любимый яд семейства Борджиа, перенятый иезуитами, то мне с князем осталось не более суток. Лежащее в основе его вещество, выделяемое шпанской мушкой, способно убить даже от простого прикосновения с кожей… Папа Александр Пятый прекрасно избавлялся от своих недругов с помощью этого идеального яда – идеального, потому что его состав спустя четыреста лет остался неизвестным!

Но пара секунд размышления дали понять, что к кантарелле этот яд не имеет отношения. Рана даже при первом на нее взгляде показалась мне чистой, а яд Борджиа в описании врача Паоло Джовио представлял собой порошок, напоминающий сахар. Да и описанные симптомы, если вдуматься, совершенно иные: рвота, диарея, и чрезмерное возбуждение... Некстати вспомнилось, что и сам Родриго Борджиа со своим сыном Чезаре стали жертвами кантареллы.

Нет, очевидно, это все же другой яд.

Слава Богу!

Я второй раз присосался к ране – после чего, сплюнув уже гораздо меньше крови, вновь присмотрелся к ране. Итак: края ее немного потемнели, и теперь уже совсем не кровоточат. Что еще можно сделать?!

Немного подумав, я протянул кинжал замершему вблизи воеводе:

- Нужно накалить!

- Будем прижигать?! – охнул Валуев.

- Вырезать. – коротко бросил я. Делагарди удивленно округлил глаза и покачал головой – но ничего не сказал, лишь отступив на полшага назад. Получилось весьма наглядно: генерал сомневается в моих действиях, но не препятствует – однако и не берет на себя ответственность за последствия моего лечения… В общем, «умыл руки». Но Григорий Леонтьевич все же принял кинжал:

- Подержите на огне хоть немного, чтобы не занести заразу!

Воевода согласно кивнул и, сдвинув на столе сразу три подсвечника, подержал клинок над пламенем с десяток секунд с каждой стороны; после он вернул его мне, стараясь при этом не коснуться лезвия.

- Благодарю! – я принял кинжал, после чего воскликнул, обращаясь к замершей позади Раде: – Нужно чистое белье! И прежде прокипятить!

- Поняла, Себастьян, бегу!

- Пропустите женщину!

Бросив короткий взгляд в спину покидающей шатер супруги Орла, я склонился над Михаилом, негромко прошептав:

- Господи помоги!

После чего приложил к ране нагретое, обожженное лезвие кинжала и аккуратно резанул в двух-трех миллиметрах от ее края. Михаил глухо застонал...

- Маслом бы… - послышалось из-за спин.

Страшно подумать – но в реалиях семнадцатого века лекари все еще пытаются стерилизовать раны кипящим маслом! И в упор не замечают, что подобное лечение лишь увеличивает смертность… Так что реплику я оставил без ответа.

- Потерпи кесарь, еще немного…

Великий князь вряд ли меня слышит – скорее я пытаюсь успокоить самого себя, не реагируя на чужие стоны; но вот, наконец, все окончено – и две крошечные полоски плоти падают на подставленную для них тарелку. Он Возможно, они пригодятся для идентификации яда…

У входа в шатер послышался какой-то шум – и тут же звенящую тишину, сопровождавшую все мои действия, пронзил оклик Лермонта:

- Себастьян! Я с лекарем!

- Вовремя!

Джок прорвался к столу в сопровождении с сухеньким старичком при аккуратной седой бороде.

- Зовут Сергием, сведущ в травах!

Я кивнул лекарю, тотчас указав на вновь закровоточившую рану:

- Вот здесь его ранили… Вроде неглубоко, но вскоре потерял сознание.

Старик согласно кивнул, приблизившись к Михаилу; он внимательно посмотрел на расширившийся порез, после понюхал его – а затем и отрезанные мной ткани, и порванный ворот кафтана.

- Часть яда осталась на рукаве; хорошо, что удар пришелся на ткань, она и стерла отраву с клинка… И ты молодец, немчура, вырезал гадость! Прямо по Амбруазу Паре. Хе-хе… – а старик обладает довольно молодым голосом для своей внешности. – Теперь уступи.

Я послушно отступил в сторону, не отрывая взгляда от Скопина-Шуйского; князя бьет крупная дрожь. Но как бы то ни было, я сделал все, чтобы не