– Что? – спросила я.

– Данные баллистической экспертизы по делу Кликушина, – сказал Ласточкин. – Представляешь, сам Кликушин и все охранники убиты из одного и того же ствола. Только жена Кликушина и ее адвокат были убиты из другого.

– И что это значит? – вяло спросила я.

– Пока не знаю, – признался Ласточкин. – Но все же это очень любопытно. – Он сощурился. – Пять жертв, одно оружие… и, возможно, один стрелок. – Капитан решительно поднялся с места. – Ладно, хватит ломать себе голову над этим. Завтра продолжим работу. Надо будет разобраться с тем, кто убил Настю Караваеву и Савелия Рытобора. Вряд ли Савелий стал бы шантажировать бедняка. Вот с этого и надо будет начать.

– Ты забыл еще про одно дело, – тихо напомнила я.

Ласточкин покачал головой.

– Ничего я не забыл. – Он сунул руку в карман и извлек оттуда красивое кольцо с бриллиантами. – Как бы нам заставить расколоться ювелира Барсова… Но тот – тертый калач, из него ничего не вытянешь. Если уж генерал сказал…

– Ладно, Паша, – сказала я. – Едем домой.

* * *

В один долгий-предолгий летний вечер грустный-прегрустный восьмилетний мальчик Николка лежал в постели, укутавшись по подбородок одеялом, и смотрел в окно, за которым кипела и грохотала Москва.

Николка тосковал. Два дня назад он объелся мороженого, и нате вам – простудился. Но такая уж была у него судьба. Он принадлежал к тем загадочным детям, которые непременно спотыкаются об один-единственный камень на дороге, вечно попадают во всякие неприятности и ухитряются простыть даже тогда, когда стоит тридцатиградусная жара. В довершение ко всем несчастьям сломался домашний телевизор, и Николка страдал оттого, что так и не узнает, чем окончилась очередная серия популярного детективного сериала. Потом он вспомнил, что мать уже четыре месяца не писала ему и даже не звонила, и надулся. Мать Николки несколько лет назад бросила его и его отца и ушла жить в какое-то другое место. Отец никогда не любил об этом говорить, а Николка стеснялся расспрашивать. Он вздохнул и поглубже ушел под одеяло. Спать ему совершенно не хотелось.

Он лежал и мечтал о том, как он вырастет взрослым и будет очень богатым, и они с папой будут жить в отдельном доме, и у каждого будет новая красная машина. Николке нравился красный цвет, и вообще он любил все яркое. Потом он подумал, что расти придется еще очень долго, и немного расстроился, но тотчас же забыл об этом. Он лежал, глядя на темнеющее за окном небо, и мечтал, как станет летчиком, когда повзрослеет, а может, даже и космонавтом, и полетит… полетит куда-нибудь, к примеру, на Марс. Когда Николка мечтал, его огромные грустные глаза под русой челочкой становились совеем другими – блестящими и оживленными. Он забывал обо всех своих хворях, и мелкие житейские горести отходили на задний план.

Он мечтал, что случится что-нибудь хорошее, и приедет мама и заберет их с папой в какую-нибудь другую, яркую и красочную жизнь. Потом он мечтал, чтобы папу повысили на работе, и тогда Николка смог бы купить себе компьютер и ролики. Потом он принялся воображать, как хорошо было бы найти под кустом мешок с деньгами. Николка никому не сказал бы об этом, а принес бы его папе, и они зажили бы в достатке. Папа у Николки был худой и сутулый, с близорукими глазами доброй собаки. Сколько его помнил Николка, он всегда был неловкий, мягкий и застенчивый. Отец конфузился, когда слышал грубое слово, смущался, разговаривая с сыном, переживал, когда в семье не хватало денег, – ведь зарабатывал он не слишком много. Несмотря на это, Николка знал, что его отец лучше всех на свете, и его оскорбляло, когда люди относились к его папе с пренебрежением.

Николка лежал и мечтал, и ему хотелось, чтобы произошло что-то хорошее, что-то чудесное, и чтобы горло наконец перестало болеть. Он сморгнул, и в это мгновение огромная тень, хлопая крыльями, спикировала на их балкон.

«Птеродактиль!» – млея от сладкого ужаса, решил Николка. Он не знал, почему это должен был оказаться непременно птеродактиль, – может, видел недавно этих существ в каком-нибудь фильме, кто знает? Забыв о простуде, Николка сел на постели, а Неизвестное Существо тем временем влетело в открытую форточку и уселось на подоконник.

Нет, это оказался не птеродактиль, а большущая фиолетовая птица с желтым клювом и круглыми глазами. Она поглядела на Николку, склонив набок голову, и клювом почесала перья на плече.

Николка медленно спустил ноги на пол, не веря своим глазам. Сердце его бешено колотилось. Больше всего он боялся, что чудесная птица улетит и его маленькое приключение закончится, так и не начавшись.

– Здравствуй, – сказал попугай.

От неожиданности Николка замер на месте.

– Здравствуй, – сказал он, справившись со смущением, – а ты кто?

– Я Флинт, – важно объявил попугай. – А у тебя есть орешки?

– Ой, – сказал Николка. – У меня есть немного арахиса… – Тут он вспомнил, что забыл представиться. – А я Николка.

Когда Игорь Орлов, закончив срочную работу, заглянул к своему маленькому сыну, он увидел, что тот, болтая ногами, сидит на постели и угощает орешками здоровенного фиолетового попугая необыкновенной красоты.

– Ой, – сказал Орлов. – Никол, откуда он?

– Не знаю, – сказал мальчик. – Он сам прилетел. Он говорящий, представляешь? И зовут его Флинт.

– Я Флинт, – сказал попугай, встопорщив перья, – ну а ты кто? Пиастры у тебя есть?

– Нет, нету, – сокрушенно признался Орлов.

– Никакой радости в жизни! – вздохнул попугай. – Дай еще, – капризно сказал он мальчику.

– Пап, – сказал Николка, – а можно, он останется у нас? Он лучше компьютера! И роликов мне тогда не надо.

– Н-не знаю, – несмело сказал Орлов. – Мне кажется, такая птица должна очень дорого стоить.

– Я бесценный, – обиделся попугай. – Много ты в этом понимаешь!

– Папа, видишь? – в восторге сказал Николка. – Он все-все понимает!

– Потому что я умный, – сказал попугай, уронив перышко. – Дай еще орешков.

Орлов поглядел на раскрасневшееся, счастливое лицо сына и вздохнул.

– Ладно, – сказал он. – Пусть пока он побудет у нас. Но ухаживать за ним будешь ты.

– Конечно, конечно! – завопил Николка.

– Я так и знал, что я тебе понравлюсь, – самодовольно объявил попугай.

– Ну и на что это похоже? – гремел полковник Тихомиров на следующее утро. – У него два убийства, два! Улики явные! И что он делает? Отпускает девицу, на которую падают все подозрения, и сегодня утром по телефону – здрасьте вам! – объявляет, что берет отгул!