Спокойствие, с которым Государь отнёсся к происшествию, грозившему Ему самому смертью, было до того поразительное, что обратило на себя внимание ближайших к Нему лиц окружавшей Его свиты. Он, как говорится, бровью не повел и только спросил:

– Кто командовал батареей?

И когда Ему назвали имя, то Он участливо и с сожалением промолвил, зная, какому наказанию должен будет подлежать командовавший офицер:

– Ах, бедный, бедный (имярек), как же Мне жаль его!

Государя спросили, как подействовало на Него происшествие. Он ответил:

– До 18-го года Я ничего не боюсь.

Командира батареи и офицера (Карцева), распоряжавшегося стрельбой, Государь простил, так как раненых, по особой милости Божией, не оказалось, за исключением одного городового, получившего самое лёгкое ранение. Фамилия же того городового была – Романов.

Заряд, метивший и предназначенный злым умыслом Царственному Романову, Романова задел, но не того, на Кого был нацелен: не вышли времена и сроки – далеко ещё было до 1918 года».

Я привела эту цитату лишь потому, что трудно рассказывать о жизни балерины, очень обычной и мирной, зная, в какой обстановке, пока неясной, скрытой, проходила эта жизнь. Тут нужно только добавить, что некоторые авторы относят происшествие к 1912 году, но неизменно лишь то, что происходило оно на Новосвятие.

Обстановка накалялась, тучи сгущались, а счастливая мать думала о будущем сына и уже много лет спустя писала о тех своих мыслях, очень земных и понятных каждой женщине, особенно каждой матери:

«…мне хотелось всё устроить так, чтобы он (сын) мог, когда станет взрослым, продолжать жить у меня в доме удобно. Кроме того, старый мой дом требовал уже столь капитального ремонта, что затраты не оправдались бы, а о перестройке и думать было нечего, он был слишком старый и ветхий. По мнению архитектора, было проще и дешевле снести старый дом и на его месте построить новый, согласно последней технике. Я предпочитала строить новый дом в более красивой части города, а не среди дымящихся фабричных труб, как за последние годы стало на Английском проспекте.

Покинуть свой старый дом, подаренный мне Ники, было очень тяжело. Приходилось расставаться с домиком, с которым были связаны самые дорогие для меня воспоминания и где я прожила много, много счастливых дней. Но в то же время оставаться там, где всё мне напоминало Ники, было ещё грустнее. Из многих предложенных мне мест для постройки мой окончательный выбор остановился на участке, на углу Кронверкского проспекта и Большой Дворянской улицы, застроенном целым рядом маленьких деревянных домиков. Место мне понравилось. Оно находилось в лучшей части города…»

Дом построен, гнёздышко свито, правда, гнёздышко неполное. Хозяйка была, а хозяин мог бывать у неё всё ещё хоть и не совсем украдкой, но особо не афишируя эти посещения.

На очередные гастроли Матильда взяла уже сына. Новые встречи, новые успехи, знакомства с новыми знаменитостями. Давно ли ещё в мемуарах упоминался Фёдор Шаляпин как актёр небольшого частного театра, и вот уже Кшесинская говорит о нём совершенно иначе, говорит, что посчастливилось выступать с ним на одной сцене. Да и на ужине довелось быть вместе с ним.

Но особенно интересно упоминание об опере «Борис Годунов» С. П. Дягилева. Кшесинская отметила, что ей «посчастливилось присутствовать на первом представлении “Бориса Годунова” с Ф. И. Шаляпиным в роли Бориса».

И далее оценка оперы:

«Я никогда не забуду этого спектакля. Что делалось в зале, трудно даже описать. Публика, восхищённая пением и игрой Шаляпина, просто сходила с ума от восторга. В сцене, когда Годунову ночью мерещится тень Царевича Дмитрия, наши соседи толкали друг друга, говоря: “Видишь, вон там, в углу”, как будто и на самом деле там было привидение. Такова была игра Шаляпина, что он загипнотизировал весь зал, и всем стала мерещиться тень, которую будто бы видел Годунов. Нас, русских, больше всего поразило то, что холодная публика Опера, которую вообще очень трудно расшевелить, оказала в этот вечер артистам такой приём, о котором и до сих пор все современники вспоминают как о большом событии. С. П. Дягилева я видела почти каждый день, и он был счастлив, что его первый сезон оказался таким удачным, и что русская музыка имела такой успех. Он уже мечтал на будущий год устроить смешанный сезон оперы и балета. Известная всему Парижу тех времен княгиня Лобанова-Ростовская, проживавшая там постоянно, пригласила меня и Андрея, а также Федора Ивановича Шаляпина завтракать в Кафе де Пари».

А потом были поездки с великим князем Андреем Владимировичем и с сыном Вовой – Матильда называла его только Вова, а не Владимир – на океанский берег, купанье, отдых.

И снова Россия, и снова репетиции, причём репетиции с молодым дарованием Вацлавом Нижинским (1889–1950). Он был на семнадцать лет моложе Матильды, но она скоро «могла убедиться, что Нижинский не только отличный танцовщик, но и чудный кавалер». Тогда он был ещё совсем молод, но впереди была блестящая карьера, которую предвидела Кшесинская, впереди были лестные отзывы: «бог танца», «восьмое чудо света», «царь воздуха».

Матильда же оказала ему содействие на самых первых ступенях балетной карьеры, о чём писала потом: «Я была первой артисткой, выступившей с ним на сцене как партнерша, и об этом часто упоминалось в газетах и в книгах по балету; Нижинский был, кроме того, чудным мальчиком, милым, симпатичным, очень скромным, что придавало ему много обаяния. Он очень ко мне привязался».

Однажды Кшесинская решила собрать всех блистательных балерин в один балетный спектакль, чтобы сделать спектакль по-настоящему звёздным. Ныне ошибочно звёздами эстрады зовут реальных бабушек, по меткому выражению Задорнова, совершенно справедливо названными поп-звёздами, что указывает на то место, откуда они бесконечно черпают в виде пересадок свою псевдомолодость. Они держат крепкую оборону, не пуская в свои ряды молодость настоящую, и, конечно, им, наверное, совсем непонятны деяния Кшесинской, которая с точки зрения законов «либерального» капитализма, где человек человеку волк, не боролась со своими конкурентами, а протягивала им руки, прокладывая дорогу к новой славе…

Матильда Кшесинская пригласила в новый балетный спектакль в первую очередь конечно же Анну Павлову, о которой уже упоминалось в одной из предыдущих глав, Тамару Красавину, Ольгу Преображенскую, Веру Трефилову.

Все они были звёздами первой величины. Тамара Платоновна Карсавина (1885–1978) была моложе Матильды на 13 лет, но уже завоевала любовь зрителей, стала солисткой балета Мариинского театра. Кстати, она тоже оказалась долгожительницей – умерла на 94-м году жизни в Лондоне.

Ольга Иосифовна Преображенская (1871–1962), прима-балерина Мариинского театра в 1902–1920 годах, прожила в эмиграции долгую жизнь и ушла в мир иной в 91 год, Вера Александровна Трефилова (1875–1943), происходившая из артистической семьи, была не только балетной танцовщицей, но и педагогом.