По тем временам было необычным выступление балерины босиком. Дункан брала и этим своеобразием. В России Дункан бывала с гастролями в 1905-м революционном году, затем в 1907-м, как его называют, реакционным, то есть во времена разгона и наказания бесовщины, и в 1913 году, то есть в канун начала катастрофы. А вот в 1921 году советская власть в лице наркомата просвещения даже предложила балерине открыть свою школу в Москве – всё же не только балерина знаменитая, но и супруга знаменитого Есенина.

Конечно, Сергей Есенин был далеко не первым её возлюбленным, да и мужем. Как водится, в жизни балерины началось всё с обмана – замуж взял женатый мошенник. Всё закончилось скандалом. Ну и открылся ящик Пандоры. Дальше – больше. Любвеобильность, доступность, но доступность только исключительно в обмен на роскошную жизнь. Тем не менее все эти похождения оставили заметный след в её жизни – двух обожаемых ею детей – сына Патрика и дочь Дидру. Говорят, не всегда в разрывах были виновны мужчины, слишком любвеобильной была сама Дункан. Бог ей судья, тем более драм и трагедий пережить выпало ей с лихвой.

Во время посещения России в 1913 году её стали одолевать страшные видения. Она постоянно слышала в ушах звуки похоронного марша. Решила, что это связано с пребыванием в России, и уехала в Париж, где видения прекратились. Но именно там случилась первая страшная трагедия. По пути в Версаль автомобиль с её детьми поломался, водитель вышел устранить неисправность, забыв поставить машину на тормоз, и она скатилась в Сену. Дети погибли.

Она не могла пережить трагедию и бросилась в реку, чтобы покончить счёты с жизнью. Но была спасена молодым итальянцем, который случайно оказался рядом и вытащил балерину из воды. И не только. Он сумел успокоить её, поддержать. Уж что там было с её стороны – любовь, не любовь или просто чувство благодарности? Но она родила от итальянца. Правда, ребёнок умер при рождении.

В 1921 году Айседора Дункан снова оказалась в России. Перед отъездом, комментируя предложение Советского правительства, говорила в интервью:

«В Москве я буду в состоянии создать великую школу искусства, которая будет посвящена не только пляске, но и поэзии, выразительности и пластическим искусствам. Из всех правительств мира только Советы заинтересованы в воспитании детей». Ну а на вопрос о трудностях жизни в молодой советской республике заявила: «Физический голод – ничто. Я боюсь духовного голода, который теперь царит во всем мире».

Потеряв своих детей, она была готова посвятить жизнь воспитанию детей, тянущихся к искусству.

Она выступала в Москве и будто бы даже танцевала под Интернационал. Лунин был восхищён её талантом.

О Европе Дункан писала:

«Вы знаете Лондон и Париж довоенные. Они и тогда уже с точки зрения артистической представляли собою какие-то шумные и нелепые базары. Теперь они двинулись в этом направлении еще дальше, улетучивается последний идеализм, повсюду торжествует искусство, стремящееся продать себя как можно дороже в качестве более или менее острого или более или менее фривольного развлечения. Артист всё больше превращается в шута, забавляющего сухую сердцем публику, а кто не может делать этого, конечно, осужден на страдания или неуспех».

Её поселили в квартире, реквизированной у балерины Екатерины Гельцер. В 1921 году ей было сорок четыре года. И она полюбила двадцатишестилетнего Сергея Есенина, с которым встретилась осенью. Кстати, брак с Есениным оказался единственным зарегистрированным браком балерины. Он продолжался недолго. Они расстались, а вскоре, 28 декабря 1925 года, Есенин был зверски убит в гостинице «Англетер».

Балерина не остановилась на браке с Есениным. У неё были романы с пианистом Виктором Серовым. Затем, когда ей было уже 50 лет, она сошлась с известным в ту пору в Италии автомобилистом Бенуа Фалькетто.

И вот мистика. Выезжая на концерт в Ниццу, она набросила на себя длинный красный шарф, в котором она танцевала Интернационал на московской сцене. Это было 14 сентября 1927 года.

За рулём – опытнейший водитель, рядом с Дункан на заднем сиденье её подруга Мэри Дести.

Дункан любила скорость, часто повторяя на ломаном языке: «И кто же не любит быстрой езды». Эту поговорку она переделала немного, услышав от Есенина в России «и какой же русский не любит быстрой езды», что пришлась ей очень по душе. И в тот день тоже требовала: «Скорость, скорость, скорость».

Весело болтали с подругой. И вдруг порыв ветра слегка отбросил длинный шарф, часть его выпала из открытой скоростной машины. Подруга хотела предупредить, но… Колеса то были в ту пору со спицами. В спицы и попал один конец шарфа, а другой конец был обмотан вокруг шеи. Резкий рывок, и голова балерины ударилась в дверцу автомашины, но мало того, шарф оказался прочным. Не выдержал позвоночник. Перелом – и мгновенная смерть…

Она так и ушла из жизни, будучи официально женой Сергея Есенина.

Революция революцией, а весной 1906 года, после возвращения в Петербург из заграничной поездки, Матильда Кшесинская занялась строительством нового дома – того самого дома, который, как будет рассказано дальше, стал роковым в жизни великого князя Сергея Михайловича, подтолкнув его на печальную стезю алапаевского узника…

Когда родился сын, Матильда поселила его в комнате своей сестры, как раз в ту пору вышедшей замуж и перебравшейся к мужу. И вот теперь настала пора построить удобное жилище, в котором предусмотреть удобные комнаты и для себя, и для сына, и для гостей…

Настала ли такая пора? Да, вопрос, конечно, не имеющий лёгкого ответа. Императрица Мария Федоровна, супруга Александра III, в своё время писала сыну, великому князю Георгию Александровичу:

«Это всё Божья милость, что будущее сокрыто от нас и мы не знаем заранее о будущих ужасных несчастьях и испытаниях; тогда мы не смогли бы наслаждаться настоящим и жизнь была бы лишь длительной пыткой».

Каково было бы жить в России в начале века, если бы знать, что в 1917-м наступит крушение империи? А вот император Николай II и императрица Александра Фёдоровна знали, что их ожидает. И всё-таки жили, и рождали детей, и воспитывали их. Император же руководил державой, старался уберечь её от потрясений, насколько это возможно. Но он всегда помнил о пророчествах.

Вот что писал Роман Сергиев: «Искупительная жертва святого Царя Николая стала залогом неминуемого воскресения Царской России».

6 января 1905 года (Крещение), на Иордани, у Зимнего Дворца, при салюте из орудий от Петропавловской крепости, одно из орудий оказалось заряженным картечью, и картечь ударила только по окнам дворца, частью же около беседки на Иордани, где находилось духовенство, свита Государя и Сам Государь. «Близко просвистела картечь, – писал П. Н. Шабельский-Борк, – как топором, срубило древко церковной хоругви над Царской головой. Но крепкою рукой успел протодиакон подхватить падающую хоругвь и могучим голосом запел он: “Спаси, Господи, люди Твоя”… Чудо Божие хранило Государя для России. Оглянулся Государь, ни один мускул не дрогнул в Его лице, только в лучистых глазах отразилась бесконечная грусть. Быть может, вспомнились Ему тогда предсказания Богосветлого Серафима и Авеля Вещего об ожидающем Его крестном пути». А может быть Император подумал о том, что «будет жид скорпионом бичевать Землю Русскую… чтобы люди в разум пришли»? Чтобы было понятно, что запел протодьякон в момент опасности, грозившей Царю-Богопомазаннику, приведем полный текст молитвы, которая называлась в дореволюционных молитвословах «Молитва за Царя и Отечество»: «Спаси, Господи, люди Твоя, и благослови достояние Твое, победы Благоверному ИМПЕРАТОРУ нашему НИКОЛАЮ АЛЕКСАНДРОВИЧУ на сопротивныя даруя, и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство».