на Екатерину, чтобы не расстраиваться из-за сорванного предложения. — П…прости. Прости пожалуйста. Мне правда нужно…

— Да за что ты извиняешься… иди, конечно.

Я хлопнул Ивана по плечу, тихонько поблагодарив за информацию, и двинулся в дом. Нужно было переговорить с Фёдором и Иисусом. Ведь только они в достаточной мере были осведомлены обо всей этой ситуации.

Мне повезло. Я встретил этих двоих, сидящих на кухне и попивающих кофе. У плиты суетилась Настя, наша новая работница по кухне. Дабы не разговаривать при ней, позвал парней отойти в другое место. Те, переглянувшись, двинулись за мной.

Мы поместились в свободной комнате. Иисус с Фёдором поставили свои кружки на небольшой столик и сели рядом.

— Я так понимаю, речь пойдёт о том, что случилось на вашем соревновании? — Догадался Иисус.

— Да. Вы уже смотрели новости?

— Новости нет, но уже в курсе того, кто погиб, и кто в этом главный подозреваемый.

— Отлично. И что можете сказать?

— А что тут можно сказать? — Спросил Фёдор. — По-моему, всё очевидно. Сынок Дурова и правда завалил своего отца. Я в этом почти уверен.

— Почему…?

— Ну сам посуди. Его так быстро взяли, значит поймали почти что на месте преступления. И объявили об этом телевизору. Да и… судя по тому, что говорят, он и не особо-то отрицает свою вину.

— Не отрицает?

— Когда его на камеру спросили, он ли убил своего отца, он смолчал. Даже отпираться не стал.

— Какая-то это полная хрень… — Дал я оценку услышанному.

— Хрень не хрень, но доступ к тому этажу, где находился Дуров, — говорил Иисус, — … есть лишь у нескольких человек. У сына, как я предполагаю, он тоже был.

Я понимал, что спорить с фактами довольно трудно. Уже начинал догадываться, что преступление и в самом деле совершил Кирилл. Оставался только один вопрос — «зачем ему это?»

— Но… для чего он это сделал? — Адресовал мысли парням.

— А вот тут я уже не в курсе. — Ответил Фёдор.

Иисус пожал плечами.

— Я в их семейные отношения не лез, даже когда на них работал. А сейчас тем более без понятия. — Развёл руками Фёдор.

Да, Иисус с Фёдором точно не могли знать о мотивах Кирилла. Но вот я…

Вдруг вспомнился наш последний разговор. Он состоялся пару недель назад. Кирилл позвонил мне ночью, и стал рассказывать о том, что он был не в курсе о злодеяниях своего отца в сторону нашего клана. Извинялся за это. Извинялся за то, чего он не делал. Голос у него ещё тогда такой был… депрессивный, что ли. Будто его загнали в ловушку, и парень не понимал, как ему действовать дальше.

В тот момент мне было плевать на это, так как в то время занимался другими важными вещами. А теперь… теперь, кажется, до меня начинает что-то доходить.

Вырисовывается какое-то очертание… которое остаётся лишь дорисовать. Сложить в общую картину. Собрать паззл, так сказать.

Ну, постараюсь это сделать…

Всё ведь началось с того самого инцидента с Кириллом и моей сестрой. В тот раз, пятнадцать лет назад, ублюдок оставил Соне шрам, что «украшает» её плечо и по сей день. Но суть не в этом. Суть в том, как это повлияло на самого Кирилла. А он мне рассказывал, как именно.

Он ведь с детства страдал непреодолимым желанием делать кому-то больно. И по началу тренировался на беззащитных животных, а также немного на себе. Но после случая с Соней он испугался.

Испугался самого себя, наверное.

И изменился.

Стал больше ходить по врачам, занимать голову работой, чтобы подавить свои желания чем-то другим. И у него получилось. К двадцати семи годам он больше не истязал ни себя, ни других. Всё стало хорошо. По крайней мере, именно так он рассказывал.

Но всё изменил тот случай у нас в поместье, когда Соня, увидев Кирилла, чуть не убила его. Думаю, что это и послужило тем триггером, что вернул Кирилла в прошлое. В то самое тёмное прошлое.

Но ведь Кирилл больше не хотел быть таким. И всеми силами пытался загладить свою вину, бесконечно извинялся передо мной и даже простил то, что я унизил его перед всей группой в академии во время тренировок. Я-то его, конечно, не простил, но ситуацию эту в целом отпустил. Ведь месть была совершена, а что-то большее лишь испортило бы всем жизнь.

И тут-то и открывается главное.

Кто был тем человеком, что мешал Кириллу (что прямыми действиями, что просто своим существованием) в том, чтобы он забыл о прошлом. Правильно — отец. Дуров старший был тем, кто постоянно напоминал Кириллу о том, кто он на самом деле. Напоминал ему о том, что пятнадцать лет назад удалось отмазать его от совершенного преступления.

Напоминал о том, что именно отец по сей день продолжает терроризировать тех, перед кем он всем сердцем хотел извиниться.

Смертью отца Кирилл убивал сразу двух зайцев. Первый — это окончательное извинение перед нашей семьёй. Извинение за то, что сотворил он сам, и его отец. Попытка остановить вражду. Второй — Кирилл лишался главного напоминания о своей тёмной сущности.

Прав ли я в своих выводах? Покажет лишь время. Если удастся, я попробую устроить встречу с Кириллом и убедиться в причинах его поступка.

Мне это правда важно. Я должен закрыть вопрос раз и навсегда, больше к нему не возвращаясь.

— Ладно, спасибо за разговор. — Сказал я парням. — Вы натолкнули меня на очень интересные мысли…

— Что за мысли? — Поинтересовался Фёдор.

— Ну… извини. Как-нибудь потом расскажу. Мне кое-куда нужно идти…

Иисус улыбнулся, глядя на меня и отпивая кофе из кружки.

— Хозяин барин. — Ответил Фёдор.

Я попрощался с парнями и вышел из комнаты. Снова направился в сад в надежде, что Екатерина всё ещё там. Дуровы с их семейными проблемами, это, конечно, хорошо, но… ни на что повлиять я уже не смогу. Да и незачем это. Лично для меня и моего рода всё разрешилось как нельзя лучше.

Мне, по сути, не пришлось прилагать особых усилий, чтобы устранить одного из самых опасных врагов своего рода. Клан Дуровых отныне недееспособен. По крайней мере, теперь некому будет нам мстить.

Да и незачем.

Поэтому…

Поэтому нужно вернуться к насущному. К тому, что я ещё могу и обязательно должен совершить. Предложение! Уже во второй раз пытаюсь его сделать, а внешние обстоятельства мне мешают.

Пока шёл по коридору в сторону выхода на улицу, вспомнилась одна поговорка. «Бог любит троицу».

— К чему это вообще? — Разговаривал сам с собой. — Ну любит