– Что там за улица?

– Тотнем-Корт-роуд, – ответила Рейни.

– Ты сказала «все чувственное восприятие»?

– Да.

– Не могу уловить его запаха.

– Запаха чего?

– Лондона. И не слышу машин. И по улице никто не прошел с тех пор, как мы вышли из дома.

Позади Рейни, примерно в третьей части пути до улицы, которую она назвала Тотнем-Корт-роуд, возник – нарисовался по пикселям – автомобиль, похожий на бескрылый фюзеляж винтажного самолета.

– Что это?

– Ее машина.

– Чья?

– Лоубир.

– Это голограмма?

– Нет, – ответила Рейни. – Ты видела, как она демаскируется.

Верити вспомнила, как Стетса убеждали финансировать цифровой камуфляж. Рейни двинулась к машине, Верити нагнала ее. И по-прежнему ни одной машины на Тотнем-Корт-роуд, даже прохожих нет. Воздух был чище, чем в Миссии, но холоднее. Куртка периферали и впрямь вроде бы нагревалась.

В лишенном окон боку автомобиля, микроавтобуса, или уж что это такое, открылась дверца. Вышла фигура, силуэт на фоне света изнутри. Стройная, широкоплечая, в элегантном костюме мужского покроя.

– Добро пожаловать в Лондон, – сказала женщина. Сейчас Верити увидела, что она очень старая. Лицо в свете из салона младенчески розовое, на коротко стриженных седых волосах взбит высокий кок. – Как прошел переход?

– Мне сказали, бывает хуже. – Верити обернулась на дом Рейни, увидела силуэт Уилфа в окне третьего этажа.

– Заходите, пожалуйста, – сказала женщина, указывая на машину. – Кстати, я – детектив-инспектор Эйнсли Лоубир из Лондонской полиции.

– Вы полисмен?

– В некотором смысле.

Она посторонилась, пропуская Рейни в машину. Верити двинулась за Рейни и увидела, что из дверцы выдвинута складная ступенька.

– Любое кресло за столом, – раздалось сзади. – Спасибо.

Вогнутые стены были бежевые, глянцевые. Ни руля, ни водительского сиденья, никаких видимых элементов управления, даже окон нет, в том числе лобового. Овальный стол темного дерева, вровень с полом и размером как большой поднос, окружали четыре кожаных кресла. Маленькие, зеленые, они как будто утопали в мягком, застланном ковром гнездышке. Все уютное и в то же время серьезное и как будто даже армейское.

Как только они сели, дверца закрылась.

– Добро пожаловать. – Седая женщина с необычно синими глазами опустилась напротив Верити. – Приношу извинения за то, что по моей вине у вас выдалась тяжелая неделя.

– По вашей вине?

– Боюсь, что так.

– Каким образом?

– Мы с Тлен постарались устроить так, чтобы «Тульпагеникс» вас наняла. Вы не очень боитесь высоты?

– А что?

– Я бы хотела сейчас подняться.

– Подняться?

Что-то почти бесшумно надавило на крышу. Верити вспомнилось, как к спальному кубу Кэти Фан доставили ее сумку «Мудзи». Только сейчас все было гораздо тише и без тогдашнего ощущения сильного, но очень точного контакта.

Глядя сверху на перифераль, Недертон решил, что, когда в ней Верити, она уже не похожа на Флинн. Что было и к лучшему, хотя в итоге он скучал по Флинн.

Он наблюдал в окно, как она идет за Рейни к машине Лоубир. Не то чтобы он мог указать на конкретные отличия в осанке и походке, однако мозг каким-то образом чувствовал разницу. Недертон знал, что полицейские программы умеют по этим признакам выделять человека из толпы.

Чуть раньше, когда перифераль вошла под управлением гермесовского ИИ, Недертон вспомнил, как редко теперь видится с Флинн. Он человек семейный, детный, она тоже, да и вмешательство Лоубир в дела родного среза Флинн поглощало все ее время.

Он закрыл глаза и вернулся к видео с дрона. Верити сидела на прежнем месте, на светлом диване в сан-францисском отеле, под доморощенным контроллером. Веки у нее были опущены. Верджил, встречавший микроавтобус перед отелем, придвинул себе кресло и теперь сидел напротив Верити, погрузившись в экран наладонного телефона.

Недертон открыл глаза. На Альфред-Мьюз бесшумно опускался квадрокоптер. Его черная прямоугольная платформа была размером с автомобиль Лоубир. На памяти Недертона Лоубир редко им пользовалась, а сам Недертон все эти разы был ее пассажиром, так что никогда не видел квадрокоптер со стороны. Несколько палых листьев бешено закружили в воздухе. Квадрокоптер крепко зацепил машину. Недертон пожалел, что Томас этого не видит.

Затем квадрокоптер плавно пошел вверх, поднимая машину, которая теперь составляла с ним единое целое. Томас наверняка был бы в восторге.

– Приношу извинения за нашу спешку, – сказала седовласая женщина. Машина поднималась как во сне, без рывков, создавая иллюзию идеально бесшумного скоростного лифта. – Не будь ситуация настолько безотлагательная, мы бы знакомили вас с различными концепциями более постепенно, однако сейчас, боюсь, на это нет времени.

– Дисморфия не чувствуется? – просила Рейни, глядя на Верити.

– Нет, – ответила та. – Безотлагательная? – спросила она у седовласой женщины.

Бежевую гладкость стен сменили вогнутые экраны. Оба показывали панораму ночного неба над городом.

– Приглядись внимательнее. – Рейни встала и вылезла из коврового углубления.

Она подала Верити руку, и та встала, чувствуя легкое головокружение. Рейни отпустила руку и подошла к экрану. Верити последовала ее примеру.

– Триста пятьдесят метров, – проговорила женщина, не вставая.

– Черт, – вырвалось у Верити, когда она дошла до края застланного ковром пола.

За ним, до горизонта, тянулся ряд одинаковых небоскребов. Верити опустила взгляд и увидела змеящуюся между ними реку.

– Вот. – Рейни указала на что-то, что Верити не могла различить. – Лондонское око[38]. Единственная высокая конструкция, помимо изначального Шарда[39], которую ты могла видеть раньше. Все остальные снесли. Те здания мы тоже зовем шардами, по первому. Относительно немногие из них жилые.

– Что в них?

В небоскребах горели редкие окна, если, конечно, это были окна.