– Где Денис и где она… – пробормотал Добродеев. – Там ничего не могло быть.

– Не скажи, Лео. Ночью все кошки серы. Кстати, с ним случился сердечный приступ, вызвали «Скорую».

– Картинка не для слабонервных, – заметил Добродеев. – Представляете, Доктор, сидит она на кровати в белом свадебном платье, в венке из белых лилий, накрашена… Нет, раскрашена самым варварским образом. Ужас! И тошнотворный запах увядших цветов… Может, она замуж за него собиралась, платье приготовила, надеялась… А ты уверен, Христофорыч, что не она сестру? Ее раздирали внутренние противоречия, и она решилась!

– Не думаю. Да и физически ей было бы трудно. Кроме того, фактор времени. За пятнадцать минут она не управилась бы. Никто бы не управился.

– Ох, Христофорыч, не знаешь ты, на что они способны из любви.

– Все способны, – вздохнул Доктор. – Бедная женщина. Странная история, господа… Умирает насильственной смертью одна сестра и почти сразу кончает самоубийством другая. Невольно задумаешься. Вы, Олег, действительно уверены, что Зина ни при чем?

Монах развел руками и промолчал. Ему не хотелось ничего доказывать. Было у него чувство, что он упустил что-то, не предупредил, не протянул руку… гадкое такое чувство. И еще жалость к этой изломанной несчастной женщине…

Инесса, Любаша, Лариса… все в черном. Доктор, Полковник, Мастер тоже в черном; Адвокат, бледный, еще более усохший, в черном с черной бабочкой, напоминающий распорядителя похоронного бюро. Монах и Добродеев поодаль. Денис с друзьями, похоже, подшофе – отдельной группкой. Стайка молоденьких женщин, видимо, из спа-салона. Скорбные лица, платочки в руках, сдержанный шепот. Два гроба. Две ямы. Венки и цветы. Надрывающая душу музыка. Иричка в черном, в сложенных на груди руках горящая свеча. Спящее лицо спокойно; без привычной живости оно кажется чужим. Красивая прическа – светлые локоны аккуратно уложены на подушке; легкий грим. Денис сдернул с ее головы полагающийся по ритуалу платочек, пробормотал, что она терпеть не могла платки. Зина в белом платье невесты; в некрасивых костлявых руках также горит свеча. Гладко зачесанные бесцветные волосы прикрыты платочком. Свечи гаснут на легком кладбищенском сквознячке, и кто-то из мужчин тут же спешит с зажигалкой. Зрелище впечатляет. Взоры присутствующих на печальной церемонии перебегают с одного лица в гробу на другое, и в голову невольно лезут всякие суетные мысли о том, что вот лежат в гробах сестры, такие разные, одна красотка, другая дурнушка, а почему в белом платье невесты? И кто проклял обеих? Что за напасть такая? И любопытный взгляд на супруга: как он, о чем думает, что чувствует?

– Фильм ужасов, – шепчет Добродеев на ухо Монаху, – прямо мороз по коже. А почему нет майора? – шепчет Добродеев. – Кризис жанра, должен быть, такова традиция.

Монах скользит взглядом по лицам, ожидая укола, вспышки, озарения. Расстроенное лицо Инессы; заплаканное лицо Любаши; бесстрастное лицо Ларисы. Полковник хмурится, Доктор смотрит куда-то поверх голов, Мастер задумчив и строг. Адвокат сумрачен. Налоговик Степан Ильич отсутствует – накануне отбыл в командировку. Десятка два незнакомых Монаху людей. Денис с серым лицом и перекошенным галстуком, похоже, пьян; крупный мужчина придерживает его за локоть и, наклоняясь, что-то говорит. Денис кивает, лицо бессмысленное, не сводит взгляда с лица жены.

Надрывная музыка. Запах увядших цветов и хвои. Два гроба. Две глубокие ямы. Ряды памятников, факелы черных кипарисов… бесконечные улицы города мертвых…

– Высмотрел что-нибудь? – шепотом спрашивает Добродеев.

– Иногда косвенные улики важнее прямых, – загадочно отвечает Монах. – Ты не видишь трупа, Лео, но знаешь, что он там есть, потому что сверху кружат стервятники.

– Чего? – обалдел Добродеев. – Какие еще стервятники? Ты о чем?

– Ни о чем. Образно выражаясь. Тише! Речи!

– Наша Ирина Павловна, Иричка, была таким человеком, такой женщиной, нам будет ее не хватать! – Молоденькая девочка из спа-салона.

– Они были замечательной парой, Денька ее очень любил, это была любовь с первого взгляда! Помню, как он гордился и рассказывал… – Коллега по цеху, свой брат-художник.

– Мы мало ее знали, но она осветила наш скромный ужин, когда пришла с мужем и сестрой знакомиться, так просто, так по-доброму, как будто знала нас много лет! Мы никогда ее не забудем… Их! И сестру Зину. Прощай, дорогая Иричка! Прощайте!

– Что он несет? – пробормотал Добродеев. – Кто это? Я его где-то видел…

– Наш Полковник. Тише. Слушай.

– Полковник? Тот самый? С жалобами? Не узнал! Я с ним раз кофе пил…

– Ты уже говорил. Тише! – Монах пихнул Добродеева локтем.

– Ирка, как же ты, а, Ирка? Как же я без тебя, без вас, девчонки? Не верю, не хочу… – Денис всхлипнул; крупный мужчина рядом обнял его и похлопал по спине, утешая.

– Позвольте мне! – сказал Монах, выступая вперед. – Я не имел чести знать Ирину, но я знал Зину. Или думаю, что знал. Мы много говорили… недавно. Она много чего сказала… открылась для меня по-новому. Это был светлый и не очень счастливый человек, маленький и смиренный, незаметный и надежный, из тех, кто приласкает и накормит, не требуя ничего взамен. Органически не способный лгать, готовый нести крест и принять удар на себя. – Добродеев изумленно поднял брови, «что он несет» было написано на его лице. – Человек, о котором не помнишь, когда все хорошо, и к которому бросаешься за помощью, когда все плохо, – продолжал Монах. – Земля вам пухом, сестрички, спите спокойно. Вы не расставались при жизни, вы пребудете вместе и за гробом. Печальная судьба взяла вас обеих одновременно…

Женщины рыдали; мужчины усиленно моргали; возобновившаяся музыка рвала душу. Добродеев не выдержал и прослезился…

… – Леша, я на минутку, – сказал Монах Добродееву, когда они уже шли с кладбища. – Иди с ребятами!

– Куда ты? – запоздало вскрикнул Добродеев, но Монаха уже и след простыл.

Он приотстал, поджидая молодого человека, идущего далеко сзади, и когда тот поравнялся с ним, тронул за локоть.

– Гриша?

Парень шарахнулся, уставился недоуменно. Лицо у него было бледным. Монаху показалось, он плакал.

– Я друг вашего мастера, – сказал Монах. – Возможно, вы меня помните, я был в гостях у Доктора в… последний вечер, ужинал с вами. Нам нужно поговорить. Здесь рядом есть кафе. Пожалуйста!

Парень кивнул неуверенно…

…Они сели за столик в углу маленького полутемного кафе. Монах, не спрашивая, заказал графинчик водки и бутерброды. Разлил.

– На помин душ сестер Ирины и Зины!

Они выпили.

– Ешь! – сказал Монах, откусывая от бутерброда. – Все проходит, и жизнь продолжается.

– Что вам нужно? – спросил Гриша. Это были первые произнесенные им слова. – Я хотел увидеть Петра Андреевича, знал, что он будет здесь…