– Не знаю. Не ори! – Монах сел. – Голодный как собака. – Он положил себе на тарелку вареной картошки и мяса. Откупорил бутылку пива, припал.

Доктор и Добродеев переглянулись и уставились на пьющего из горла Монаха. Тот допил, отставил бутылку, утерся рукой.

– Где ты был? – Добродеев сбавил тон. – Мы не знали, что думать…

– Хотел поговорить с Любашей.

– С Любашей? – недоуменно переспросил Доктор. – Вы думаете… – Он осекся.

– Они подруги, Лариса могла сказать ей, что собиралась поговорить со мной. Она очень сдержанный человек… была, боялась показаться смешной, держала себя в узде… так мне показалось. Она не могла прийти ко мне… э-э-э… спонтанно. Она все свои подозрения обсудила с подругой. Должна была.

– И что?

– И ничего. Ее супруг меня на порог не пустил. Сказал, хватит играть в игры, полиция разберется без нас. Я думал, он меня прибьет.

– А Любаша?

– Я ее не видел. По-моему, она наблюдала в окно. А что она может? Мужнина жена…

– Христофорыч, но ведь должно что-то быть, – простонал Добродеев. – Ты же психолог, ты всех насквозь видишь! Читаешь как в открытой книге! Ты же всегда прав насчет людей, ты предсказываешь поступки и… вообще волхв! Ты должен чувствовать!

– Я могу поговорить с ней, – сказал Доктор. – Мне она не откажет.

– Боюсь, не получится. Налоговик не дурак, догадается. Я думаю, они уедут.

– А вы не допускаете… Разве не существует хотя бы малейшей возможности, что Лариса утонула? – спросил Доктор. – Несчастный случай…

– Существует. Конечно существует. Это было бы самым простым решением, а я всегда за простые решения, так как они самые правильные. Но в данном случае, боюсь, не сработает. Как, по-вашему, почему умерла Зина?

– Ты же сам сказал, несчастная любовь, чувство вины, возможно, он ее бросил… Денис.

– Нестабильная психика старой девы, – добавил Доктор. – Трагическая смерть сестры.

– Она желала ей смерти, Христофорыч говорил…

– Желала, верно. Но от этого еще никто не умер. А вот когда столкнулась с настоящей смертью сестры, оказалась не готова. Понимаете, смерть сестры, пожелания ей смерти, ненависть, любовь, чувство вины… да! Мотив. Но… – Монах запнулся.

– Но?.. – повторил Добродеев.

– Самое страшное – фрустрация.

– В каком смысле?

– Разбитые надежды. Она считала, что сестра стоит на дороге к счастью. И вот сестры нет, и оказалось, счастья тоже нет.

– Да она в такой атмосфере прожила всю свою жизнь! – закричал Добродеев. – И вдруг сейчас решила покончить с собой? Любовь! Да, понимаю, свадебное платье… Кстати, она не могла сшить его за пару дней, значит, сшила уже давно, задолго до смерти сестры. Знаете, такие… никакие, неизбалованные, незаметные, без друзей и близких – самые живучие, им мало надо! Понимаете? Они живут малым. Купила мороженое, новую тряпку, шоколадку, посидела в парке, сходила в библиотеку… Я не понимаю, почему она ушла! Убей, не понимаю!

– А любовь?

– А что любовь? Даже если он с ней спал, то будет спать и дальше, не думаю, что она рассчитывала на большее.

– Не согласен, Леша, как раз наоборот. Рассчитывала. Потому ушла. Ты рассуждаешь как мужчина, логика у тебя мужская, а она – женщина. Она сшила себе платье, давно, как ты говоришь, и это значит, что она все время надеялась. Значит, было что-то, что дало ей повод. Допускаю, Денис спал с ней… Всякая женщина, видя мужчину впервые, уже примеряет его в качестве мужа. Это природа, это инстинкт, диктующий продолжение рода.

– Ладно, спал, и что дальше? Куда ты клонишь?

– Маловато для мотива. Тут я с тобой согласен, она всю жизнь довольствовалась малым.

– В каком смысле, маловато для мотива? – Добродеев, похоже, совсем запутался и начинал противоречить самому себе.

– Не знаю. – Монах поднял руки. – Женщины для меня загадка. Но… все-таки маловато.

– Вы имеете в виду, Олег, было что-то еще? – спросил Доктор.

– Ты думаешь, это все-таки она… сестру?

– Нет. Невозможно технически – фактор времени. И физически. Ей не хватило бы сил стащить тело в овраг.

– Так в чем дело?! – завопил Добродеев. – Ей невозможно, мужу невозможно, Инессе невозможно, остальным тоже невозможно! У всех алиби.

– Кстати, Олег, я позвонил коллеге из психоневрологического диспансера насчет матери этого парня. Она действительно состояла на учете с диагнозом шизофрения. Он понятия не имел, что у нее был сын. Говорит, невозможно, она по полгода лечилась, не было никакой беременности, они бы заметили. И в медицинской карточке ничего…

– Я знаю, – сказал Монах. – Я с ним поговорил после похорон.

– Новый подозреваемый? – В голосе Добродеева прозвучал сарказм.

– Не знаю, Леша. Этот парень, Гриша Еремин, не ее сын… той женщины, в смысле. Так что никакой дурной наследственности.

– А чей?

Монах с загадочным видом молчал.

– Подождите, Олег, вы хотите сказать, что этот парень сын… Чей? Неужели…

– Неужели сын Зины? – подхватил Добродеев.

– Сын Ирички. Вы правы, Доктор.

– Сын Ирички?! – Добродеев был потрясен. – Он сам тебе сказал? Как он узнал?

– Приемная мать оставила записку и документы. Два года назад он ее нашел… Иричку. Раньше не решался.

– Ты думаешь, он мог ее убить?

Монах пожал плечами…

Они услышали, как хлопнула калитка, и замолчали. На дорожке появился Полковник. Подошел к веранде…

– Добрый вечер, господа! Ничего, что я без приглашения? Не сидится дома.

– Заходите, Андрей! – Доктор поднялся навстречу гостю. – Правильно сделали, что пришли. Присоединяйтесь.

Полковник поднялся по ступенькам, сел на свободный табурет. Достал из кожаной сумки бутылку коньяку и плоскую коробку, обтянутую синей замшей. Раскрыл. Это были серебряные рюмки. Добродеев довольно крякнул. Полковник деловито расставил рюмки, откупорил коньяк. Разлил. Предупредил:

– Не чокаясь!

Выпили все, кроме Монаха. Он продолжал пить пиво. Он ничего не имел против коньяка, но из чувства противоречия не желал принимать полковничьи дары.

– Олег, вам что-нибудь уже известно? – приступил к делу Полковник. – Как это расценить? Что происходит? Я ничего не понимаю.

– А до сих пор было понятно? – не удержался Монах. Против Полковника он тоже ничего не имел, но ему нравилась Инесса, и он чувствовал в нем самца-соперника. Он понимал, что чувство вполне иррациональное, но он был человек, и ничто человеческое было ему не чуждо.

– До сих пор это были чужие люди, – веско сказал Полковник. – А сейчас ударили по нам. При чем тут мы? Это случайные, чужие нам люди со своими проблемами, о которых нам ничего не известно. Мы никогда раньше их не видели, мы их к себе не звали, они пришли незваные и принесли с собой свои… проблемы. Но теперь, когда дело коснулось нас, я думаю, нужно немедленно действовать, иначе будут новые жертвы. Мы стали мишенью. И главное, неизвестно, где снайпер. Что вам удалось выяснить?