Но избить – это слишком легкая кара, в которой прослеживается определенная доля уважения к врагу. Нет ничего недостойного в разбитой морде – это обыденность дворовой жизни, а пленник всей душой хотел унизить дикарку у всех на виду. Не врезать кулаком, как равной, а надавать лещей, как трусу. Не срубить одним ударом, как опасного противника, с кем лучше не затягивать, а повалить на лопатки, прижать к земле – пусть подышит пылью. И самое главное – не напрягаться, давая понять – эта выскочка и бычка прелого не стоит, ее не то, что одной левой – пальцем уделают. А уж старому ублюдку достанется по полной программе, пусть и не мечтает о скидке на возраст.

С этими мыслями Герман встал перед Златой в ожидании отмашки судьи – следить за боем вызвался Марк, заранее пообещав остановить схватку, если та станет угрожать жизням и здоровью соперников.

– Не кипешуй, док, – надменности в голосе парня позавидовал бы и Славка Крот. – Знаешь, на что я способен. Поваляю немного, да и дело с концом.

– Видел я твое «немного». Учти: слетишь с катушек – получишь вот этим. – Фельде достал из кармана тазер.

– Да все ровно, не трясись.

– Готовы?

Отшельница скинула плащ, пригнулась и подняла кулачки к подбородку. Противник усмехнулся, глядя на нее: бровки домиком, губки бантиком, а личико сурьезное до невозможности – ну, вылитый ребенок, которого вот-вот поставят в угол. Такую и оскорбить западло, не то что поколотить, но раз уж папка – дурак, придется малость помучиться – пострадать, так сказать, за грехи отцов.

Герман шагнул к ней, словно хотел поздороваться – улыбка во все двадцать семь, ладони по швам, мышцы расслаблены. И получил такой тычок в нос, что отшатнулся, потерял равновесие и шлепнулся на задницу, морщась от вальса пестрых пятен перед глазами.

Головокружение и вспышка боли пошли за секунду, и притаившийся в жилах зверь рванул поводок. Парень с диким рыком вскочил и кинулся на обидчицу, но та бестелесным призраком уклонилась от атаки – вроде прямо перед тобой, только руку протяни, но кулак со свистом рассек воздух.

– Сука! – Драчун смахнул залившую рот кровь. – Ну, держись!

Со стороны его движения напоминали махач алкаша, ускоренный в несколько раз. Он ревел, шатался и крутил мельницы – часто там, где девушка и вовсе не стояла. Уйти от выпадов было не сложнее, чем от пинков слепого ленивца – злоба и кипящая сыворотка напрочь лишили рассудка, а Злата в отличие от Майора не лезла на рожон, поэтому оставалась в полной недосягаемости.

За пару минут «поединка» парень истоптал пятачок земли, как стадо кабанов на лежбище, и весь истек горячим потом. Охотница же, хоть и порядком вымоталась, продолжала сгибаться тонким прутиком и раз за разом отскакивать от воющего смерча.

– Хватит! – крикнул Фельде.

Подопечный слов не услышал. Он вообще ничего не слышал, кроме барабанов в голове, гремящих, точно гром. Понимая, что зверь вот-вот сорвется с цепи, Марк всадил электроды ему в спину, но и мощнейший заряд не сразу остановил беснующегося драчуна. Наконец мышцы сковал паралич, и Грид рухнул на взрыхленную почву, шипя и скалясь.

– Мы не закончили…

– Закончили. – Врач выдернул проводки. – Это никуда не годится!

– Да пошли вы все! – Пленник встал и быстрым шагом направился в бункер.

Хлопок тяжеленной двери стал жирной точкой под долгим мысленным перечислением «достоинств» и Йозефа, и вертухаев, и поганого усача, и овцы с промытыми мозгами, и вообще всего на свете.

– Прости. – Доктор вздохнул и покачал головой. – Сказал же – глупая затея.

– Шутишь? – Егерь выглядел довольным, как слон, прямо-таки лучился от счастья. – Затея – во! Теперь знаю, в чем его беда и как с ней работать. И не таких буянов усмирял, вот и с волчонком слажу – уж не сомневайся.

* * *

Герман заперся в каморке и развалился на укрытом шкурами дощатом топчане. Нахлынувшую обиду сменило куда более страшное чувство – захотелось разорвать этих упырей на части с особой жестокостью, всех до единого – кроме, пожалуй, девки, ее он прикончит не сразу.

Единственных друзей казнили, и вокруг не осталось никого, кроме врагов. Если бы не мать и сестра, парень точно пошел бы вразнос. Но жажда вернуться домой и повидать родных пересилила, и бушующую ярость притушил краткий проблеск надежды. Когда-нибудь кошмар закончится, и жизнь пойдет своим чередом, со своими проблемами и бедами, но и самые тяжелые напасти не сравнятся с нынешними, потому что хуже, чем сейчас, просто некуда.

Пленник вскочил и саданул кулаком по стене – бетонное крошево впилось под лохмотья кожи на костяшках, но от боли не дрогнули ни бровь, ни уголок губ. Долг! Крот дал две недели на выплату, а сколько времени прошло с тех пор? С этими проклятыми экспериментами Грид совсем сбился со счета и позабыл о нависшей над семьей угрозе. И если из Технолога не сбежать при всем желании, то из леса, пока охрана занята делами…

Он выглянул в коридор и полной грудью вдохнул затхлый воздух – даже в увешанном шкурами и старыми костями убежище ощущалось инородное вкрапление запаха резиновых шин. След не остыл, обрывки пути всплыли в памяти – сплести эти две ниточки, и дорога на Крейду отыщется без труда. И если звезды сойдутся, и в кои-то веки подфартит, Герман справится за ночь, а ранним утром вернется на кичу – бесшумный и незаметный, как предрассветная тень.

– Платок принести? – в проеме возник широкоплечий силуэт.

– Отвали, – проворчал парень, стараясь не выдать волнение готовящегося рвать когти беглеца. – Замотался. Хочу покемарить.

– Устал и хочу поспать, – без злобы поправил Егерь. – Вижу, плохо тебе, но сам виноват. Твоя сила – это ружье, которое дали ребенку. Ежели и сразит кого – то лишь по воле случая, но скорее, хозяину что-нибудь отстрелит. Пока не станешь биться с холодной головой – о победах забудь. Злата уступит, я поддамся, а Вожак – нет.

– Тебя же он пощадил.

– А нам делить нечего… пока что. Я тут, он в городе. Да и сошлись мы так, на кривой дорожке, а ты за башкой его пожалуешь. Тут уж на милость не уповай.

– Угу. Понял.

– Ладно, завтра поболтаем, как настроение вернется. Отдыхай.

Скрипнула дверь, и Грид притворился спящим, на звук определяя все, происходящее в лагере. Банан до сих пор не оставил попыток подкатить к Карине, Краб рассказал, что Майор передает привет из лазарета, Кадавр и Фельде под треск костра обсуждали какую-то регенерацию, ее причины и возможные последствия. Ярослав истово блюл обычай гостеприимства, чуть ли не силой потчуя шуховцев травяным отваром и остатками мяса, и только молодая охотница не издавала ни шороха. При этом ее запах щекотал ноздри, смерчем отгоняя сон и колючими мурашками носясь от копчика до затылка, будто девушка находилась совсем рядом – протяни руку и коснешься гладкой бронзовой кожи с играющими под ней жгутами мышц.

– Не спишь?

Парень вздрогнул и натянул шкуру до пояса. Увлекшись постыдными мыслями, не заметил прихода доктора – Марк вколол антидот и без лишних слов удалился, на прощание похлопав подопечного по плечу. Минуты растянулись в часы, щель под дверью, до того светившая галогеновой лампой, начала потихоньку блекнуть, а тихие разговоры сменились перешептыванием ночной дубравы: скрипом стволов, шелестом листвы под лапами неведомых чудищ и пением сверчков – может, обычных, а может, с собаку размером.